Часть четвертая

ВСЕСОЖЖЕНИЕ

Глава 16

ПУТЬ ДОМОЙ

Собачье тело Ати свернулось в грязный калачик между помойными баками у пивного дома «Кибрис». Теперь, когда свайр отпустил ее разум, к ней, вопреки всему, вернулась способность мыслить. Ее положение было столь безумно, что для паники не осталось места. Она вдыхала запах отбивных, тянущийся из кабака, и думала о том, что ее ждет.

Она продолжала воспринимать себя в женском роде, хотя Ро-Ро был кобелем. Она не знала, что глаза Ро-Ро изменили цвет и теперь больше похожи на ее глаза, чем на глаза пса. «Много ли шансов, – думала она, – у белоглазого пса выжить на хайве?» Она вспомнила, как еще недавно сама прогоняла Ро-Ро и упрашивала Саана сбросить его на дно или убить.

«Каждый ли человек мне теперь враг? Скорее всего, да. Каждый. Любой. Первый встречный. Особенно дозоры, которые, помимо прочего, обязаны очищать хайв от бездомных животных». Она ощутила неопределенный, висящий в воздухе страх. Это чувство никак не касалось того, что с ней уже случилось, и целиком было направлено на то, что только могло произойти.

Она захватила лапу зубами и чуть сдавила челюсти. Боль мгновенно стала невыносимой. «Теперь это мое тело, и когда его будут бить тазером, вся его боль будет моей, и когда его сбросят на дно хайва…» Ей не хотелось думать дальше, но было уже поздно. Она представила, сколько сброшенных собак не выжило после этого падения. Она представила, как будет лежать с переломанными костями, когда придут другие псы и начнут ее пожирать. Она представила, как они будут драться, разматывая по белесой траве ленты ее кровоточащих кишок.

Она хотела жить. «Буду жить даже в этом теле, – твердо сказала себе Ати, – буду бороться, буду избегать боли, буду есть отбросы, буду»… Она вдруг поняла, что могла бы обрюхатить суку. Конечно, не она будет воспитывать щенков, но что с того, ведь это тоже будут дети. Она поняла, как ошиблась, сказав в их с Сааном последний переезд, что падать дальше некуда. Им всем было куда падать. Теперь она знала, что падать можно вечно. Она могла бы стать песчинкой, слипшейся с ядром планеты, и даже тогда оставалось бы место еще ниже.

Ее гордость умерла в Лимбе, на краю тракта, где она согласилась обменять остатки свободы на возможность выживания. Чтобы выжить теперь, нужен был какой-то новый фокус. Ати прекрасно знала, что не сможет вечно скитаться по хайву в виде этого пса и избежать встречи с человеком.

«Каждый ли человек мне враг?» – снова спросила себя Ати. «Почти каждый, – ответила она. – Единственный, кто любит меня, это Саан. Надо вернуться к Саану». Говоря себе самой эти слова, она испытала незнакомое чувство. Она не знала, любит ли Саан Ати, но знала, что Саан любит Ро-Ро. Раньше она никогда об этом не думала. Теперь это открытие могло ее спасти, и все же она была недовольна. Быть может, впервые за всю свою жизнь она ощущала ревность.

Не поняв природу своего недовольства, она стала доказывать себе, что ее идея о возвращении к Саану верна. «Есть волки, – думала она, – но я собака, а значит, мне нужен хозяин». Так же она нашла и возражения. Возвращение к Саану означало новую встречу со своим прошлым телом. Она испытывала перед ним страх. Этот страх был даже сильнее страха боли. Она почувствовала, как напрягаются желваки под ее челюстями, как яички поджимаются к животу. Она могла бы попытаться загрызть свое прошлое тело, но для этого надо было плыть против страха. Кроме того, если она нападет на человека, то у нее почти не останется шансов остаться в живых. Ее назовут «бешеный пес». Они будут бегать за ней по всему хайву и палить не из тазеров, а из настоящих ружей.

«Значит, я не могу вернуться домой, но должна найти Саана» – решила Ати. Она задумалась о том, какое сейчас время дня, и решила, что, должно быть, приближается полдень. Саан не обедал дома, он пользовался рыбацкой столовой – жутким кабаком у самого дна хайва. Это было чуть ли не единственное место, где его можно было регулярно застать, не рискуя встретиться с ее прошлым телом. Ати вспомнила, что сама заставила его там есть, чтобы сэкономить немного денег. Она испытала подобие черной иронии. Теперь это решение могло спасти ей жизнь.

Сеташ открыл глаза. Он чувствовал легкость, граничащую со счастьем, и одновременно испытывал страх. «Я как сорвавшийся с лески бумажный змей, – подумал он, – улетаю вдаль, свободный». С удивлением он понял, что минуту назад спал. Он знал, что ему ничего не снилось, хотя и не мог облечь свою уверенность в слова. Этот обычный сон освежил его. Он не понял, что его разбудило, но сразу заметил, что проснулся вовремя: Зарн медленно вползал на вокзал Калинмина. Приблизилась и осталась позади стена Дебрима. Ремни безопасности уже отключились, но двери еще не были открыты. Пассажиры вставали со своих мест. Мимо прошел человек с неуклюжим свертком в руках. Сеташ тут же узнал его: это был побитый дрессировщик. «Значит, в свертке собака». И действительно, казалось, что стенки коробки шевелятся.

Поезд замер у платформы. Сейчас, покинув плинту Мира, Сеташ мог смотреть на все произошедшее издалека, мог вертеть это в своей памяти. Он помнил каждую песчинку, каждый звук в темноте. Он помнил звезды над ночной Мави и светящиеся знаки в недрах земли. Он помнил алкогольный запах дыхания Вики и омерзительное лицо Грыза. Он помнил смерть Авадиса и слезы в глазах Авака. Чем больше он вспоминал, тем больше он боялся, что все люди и все вещи, которые он узнал, могут кануть в небытие. Что-то охотилось на них, желало им зла. До Сеташа вдруг дошло, что впервые за все время его жизни у него появился друг.

Он поднялся и вышел из поезда. Он понял, что, несмотря ни на что, последнее время был по-настоящему счастлив, и нежно погладил борт Зарна. Он испытывал благодарность к этой большой машине за то, что она подарила ему чудесные дни. Тело поезда по-прежнему было теплым и гладким.

– Спасибо тебе за Авака, – прошептал он. Стальной исполин не ответил. Сеташ повернулся и пошел к лифтам. Приближался полдень. Он знал, что сейчас у него есть шанс застать отца в рыбацкой столовой.

Он думал о том, что хочет соединить все воедино. Он хотел, чтобы Саан и Ати стали его настоящими родителями. Он не хотел, уходя из дома, обрекать их на какое-то жуткое проклятие. Он хотел, чтобы Авак жил на соседней улице от их гнездышка и чтобы, приближаясь к своему дому, он не удалялся от своего друга. Он хотел, чтобы Авадис был жив. Он хотел, чтобы реальность оказалась лучше сна, а правда – лучше лжи. Он хотел, чтобы никогда не было человека с красными лентами в волосах. Но он знал, что все ровно наоборот.

Бездомный пес поднялся и, поджав хвост, осторожно выглянул из-за мусорных контейнеров. Он больше не пускал слюни, но его шерсть свалялась, и весь он выглядел грязным, жалким и паршивым. Последние сутки он почти ничего не ел. Но главной причиной его неопрятного вида было не это. Просто с тех пор, как его глаза позеленели, он еще не научился вылизывать себя.

Пес обвел закоулок глазами. Оранжевые блики света падали из окон «Кибриса» на ржавые борта мусорных баков. Ничего не происходило. Прошла минута, и пес, наконец, решился выйти из своего укрытия. Он прокрался между контейнерами и выглянул на улицу. Там были люди, и их невозможно было обойти.

Пес выждал некоторое время и опрометью бросился вдоль стены пивного дома. Он достиг тени, немного отдохнул и снова побежал вперед. Чем меньше на его пути было укрытий, тем быстрее он двигался. Он был осторожен, не натыкался на людей, а если мог, то даже не подходил к ним близко. Он часто прятался. Его почти никто не замечал. Он знал это и был доволен.

Петляя по улицам, пес всякий раз выбирал те, которые шли вниз. Скоро он приблизился к лифтовым шахтам. Это был район, где улиц становилось меньше, но толпа не редела, а наоборот, делалась густой и грубой. Здесь было много мужчин в рабочих робах. Все они шли обедать и двигались навстречу псу. Хайв здесь был устроен так, что лифтовые шахты было не обойти; даже тот, кто не пользовался лифтами, должен был проходить мимо них, чтобы добраться до других ярусов.

Пес достиг посадочной платформы, и, сжавшись в комок, забился в тень опоры хайва. Он видел, как окруженные голограммами платформы приходят сверху и снизу, уходят вверх и вниз. Волны людей катились мимо. Перепачканные слизью сапоги чавкали прямо перед его носом.

Ати испытала ужас, приковавший ее к месту. Она должна была найти своего мужа-хозяина в этой огромной колышущейся толпе, и при этом остаться незамеченной. Но она перестала верить в то, что это можно сделать. Она думала о том, что людей слишком много, что они слишком похожи. Усталые, провонявшие золтом мужчины выглядели почти одинаково – их лица были серыми, глаза белели в рассеянной полутьме, грязные агваки ничем не отличались друг от друга. Даже походка у них была одинаковой. Порой Ати мерещилось, что она видит Саана, но она тут же понимала, что это не он. Она вдруг осознала, каким же неприметным человеком за годы их мытарств стал Саан. Он был обычного роста, с обычным разворотом плеч, носил обычную одежду, обычно работал и обычно пил. Почему-то именно эти мысли заставили Ати пожалеть себя. Как ни странно, она сделала это впервые с тех пор, как стала собакой. Эмоция оказалось очень сильной. Пес заплакал. Люди проходили мимо.

– Представляешь, – сказала Фея, – у нас в школе хотят отменить третий выходной день.

Она поднесла зажигалку к кончику длинной сигареты и с удовольствием затянулась.

– Они совсем озверели, – с искренним ужасом ответил свайр, медленно перебирая пальцами коллекцию маленьких тонких шприцов, сквозь золотистую оболочку которых было видно темное содержимое. Юноша поднял один из цилиндриков над головой. На просвет жидкость казалась фиолетовой.

– То или не то, – задумчиво прошептал он.

Они находились на дне одной из многочисленных шахт рурского порта. Ветер дул с Намар. Здесь его порывы были неощутимы, но он приносил сюда чистый, полный озона воздух, в котором чувствовался запах свободы и простора. Шел прилив. За низким парапетом клокотала темная вода. Узким каналом она уходила в тоннель и сливалась с протокой Тикин. Хайв здесь был устроен так, что под него могли заходить корабли.

Единственным источником света в шахте был клочок неба далеко вверху. На фоне голубого квадрата раскачивались массивные крюки кранов.

– Если бы моя мать была более… – лицо Феи приобрело особенно презрительное выражение, – …я бы попросила ее поставить этих людей на место. Но ведь нет. Она считает, что учиться пять дней в неделю мне правда нужно.

Свайр посмотрел на девочку снизу вверх. Она сидела на одной из вытянутых лап робо-подъемника. Ее маленькие ноги в туфлях со шпильками стояли на массивных коленях Малыша Поезда Хайдера. Шпильки были заостренные и легко протыкали кожу. Вокруг каждой из них по сави бойца расползалось небольшое пятно крови.

Они были здесь не одни. Метрах в тридцати от двух мучителей и их жертвы широким полукругом стояла бессловесная охрана – десять спин в черных салемах. Это были головорезы, представлявшие низший класс подчиненных Кео Лу. Сейчас они были необходимы, чтобы без проблем шататься по Руру, таскать на себе тело Хайдера и бегать за сигаретами для девочки.

– Ну что? – спросила Фея.

– Он очухается через сорок секунд, – обещал свайр.

Фея протянула юноше руку. Ее кисть была расслаблена, пальцы направлены вниз. В жесте было что-то высокомерно-интимное. Свайр осторожно взял кончики ее пальцев. Он видел, как под тонкой кожей девочки тянутся голубые прожилки вен, и ввел тончайшее острие шприца в одну из них. Игла оставила еле различимую точку на тыльной стороне ее ладони.

– Это сделает меня похожей на тебя? – уточнила Фея.

– Скорее на Ро Мейр Ганеде, чем на меня.

Фея улыбнулась и мыском туфельки подняла лицо Малыша Поезда Хайдера.

– Видишь меня, громила? – спросила она. – Вижу, что видишь. Не стоило тебе вступаться за того мальчишку.

Малыш не ответил. В его глазах была неизбывная тоска.

– А теперь я буду на тебе тренироваться.

Прошло полчаса. Ати читала время на таблицах лифтов. Даже если Саан проходил мимо нее, она его не увидела. Дальше оставаться здесь не было смысла. Она выскользнула из своего укрытия и затрусила вверх по улице. Она по-прежнему держалась стен, и ей начало казаться, что никто никогда ее не заметит, что ее страх был напрасным.

– Ро-Ро! – разнесся по улице внезапный звонкий окрик. Если бы у Ати было меньше чем четыре лапы, она бы обязательно упала.

Она испуганно оглянулась. Она знала, кто ее зовет, но совершенно не знала, что с этим делать. Она увидела Сеташа. Теперь, когда ее видел мальчик, ее начали замечать и другие люди. Она стояла на свету, на всеобщем обозрении. Несмотря на растерянность и страх, Ати успела подумать, что мальчик изменился. Он выглядел старше, его лицо истончилось, осунулось и при этом просветлело. Она смотрела на него, но не знала, какими словами его описать. Сеташ медленно подошел.

– Бедный грязный пес, – жалостливо сказал он.

– Эй, постой, ты ведь сын Саана, – воскликнул вдруг какой-то рыбак. Сеташ удивленно на него оглянулся.

– Да, а что?

– Тебя к отцу-то пускают? – Рыбак был молодой парень с навязчиво простым лицом. Сеташ удивленно моргнул. – Я просто хотел, чтобы кто-нибудь передал ему: тут многие ребята не верят, что он мог все это устроить.

– А что случилось? – испуганно спросил мальчик. Его лицо стремительно бледнело.

– Как? – удивился парень. – Ты не знаешь, что ли?

– Меня не было на Калинмине, – резко ответил Сеташ. Его охватила дрожь.

– Забрали отца твоего, за то, что мучил жену и пытался ограбить соседа. Ну да это ничего: разберутся, наверняка оправдают. Ты домой беги.

Рыбак сочувственно почесал переносицу большим пальцем.

– Ладно, прости, парень, мне пора. Потрясные глаза у твоей собаки!

Он повернулся и побежал к уходящему лифту. Мальчик опустил взгляд на пса. Ати оставалась на месте, ее лапы будто приросли к брусчатке.

– Это не моя собака, – тихо, растерянно сказал мальчик. Он повернул и пошел вверх, потом побежал. Ати вдруг поняла, что он несется домой, и скоро…. Скоро он встретит там другую Ати. Она бросилась вслед за мальчиком. Прыжок, еще прыжок. И вдруг все кончилось. На ее шею оказалась накинута петля. Она не поняла, что с ней такое, и почему ее ноги бессильно перебирают по земле.

– Песик! – захихикали у Ати над головой. – Хороший песик.

«Конец», – подумала Ати. Она подняла вверх свои невероятно человеческие для собаки глаза и изо всех сил попыталась укусить.

– Не выйдет, песик! Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло. Моя Ичичка осталась на Мире, а мне нужно два артиста, да, да, целых два артиста.

Дрессировщик потрепал свою находку за ушами. Ати с ужасом поняла, что ей это приятно. Она предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться, но удавка сдавила ее шею, а ловкое колено человека неумолимо прижало к земле. «Так или иначе, – подумала Ати, – если бы он хотел меня убить, он бы уже это сделал». Сеташ растаял в толпе. Она сдалась.

За две улицы до своего дома Сеташ задохнулся и перешел на шаг. После долгого бега он чувствовал колющую боль в боку. Сердце безумно колотилось в груди.

«А если что-то уже случилось? Что тогда?» – вспомнил он собственные слова. «Остановись, – прозвучал в его голове голос Авака. – Ты уже не сможешь помочь Саану и Ати, только попадешь в беду вместе с ними». «Я должен вернуться, иначе будет еще хуже, – упрямо ответил голосу Сеташ. «Ты дал мне слово, что не пойдешь туда» – печально сказал Авак.

Сеташ дошел до поворота. Он оглянулся и увидел лавочку Горва. Добродушный торговец, как всегда, полулежал в своем гамаке, переплетая какие-то снасти. Их взгляды встретились, и ловкие руки Горва замерли. Странное выражение исказило его лицо. «Я не вернул ему веревку, – вспомнил Сеташ, – наверное, он сердится».

Горв не произнес приветствие, он просто сидел и смотрел. На несколько мгновений он стал похож на умалишенного. Сеташ втянул голову в плечи и попытался как можно быстрее проскользнуть мимо лавочки. Он думал, что если когда-нибудь все станет в порядке, то будет совсем просто прийти к Горву и извиниться.

Улица была почти пуста. Фонарь на крыше гнездышка совсем покосился и слабо мигал в такт порывам ветра. Мальчик пошел совсем медленно. Он не чувствовал страха, только какое-то странное неприятие. На этой улице больше не было хорошо. Казалось, какой-то дикий невидимый ветер дует ему в лицо, будто сам воздух в этом месте приказывал ему бежать.

Если бы в эту минуту Сеташ вспомнил очередное напутствие Авака, он мог бы тут же повернуть назад, однако все внутренние голоса замолкли. Хорошие мысли не приходили в голову. Мальчик остался один. Он продолжал двигаться вперед. Воздух стал густым, плыл и тянулся. Его было тяжело вдыхать.

«Если воздух станет плотнее, я повисну в нем, – подумал Сеташ, – повисну, широко расставив руки, закрою глаза и буду плыть. Всегда». Он содрогнулся. Он не знал, откуда в его голове эти слова. Он понял, что испытывает новую грань того чувства, которое охватило его в Мави на месте, где он получил своих приемных родителей.

Он остановился перед гнездышком. Трап был опущен, полог слабо колыхался на ветру. Дом приглашал его. «Неужели я так боюсь этого разговора? – спросил Сеташ себя. Ему стало почти стыдно. – Неужели я так боюсь спросить, откуда я взялся?»

Полог гнездышка тихо приподнялся. Полосы света заскользили по полу. Они встречались и пересекались с бликами, идущими от окна. Женщина подняла глаза. Она понимала, что ветер с покрывалом такое вытворять не может.

– Саан? – напряженно спросила она.

– Это я, – ответил испуганный мальчишеский голос.

Полог упал. В комнате что-то изменилось. Через нее как будто перемещалось совершенно прозрачное тело, способное, тем не менее, преломлять, рассеивать, даже усиливать проходящий сквозь него свет.

– Я не вижу тебя, – слабо улыбнулась женщина. – Я ударилась головой. Теперь почти ничего не вижу.

Тело Ати кончиками пальцев показало на свой висок. Там до сих пор был виден отчетливый кровоподтек.

Некоторое время в комнате было тихо. Мальчик просто стоял где-то в полутьме. Потом женщина почувствовала, как он опустился рядом с ней. Она с удивлением поняла, что он плачет.

Она ожидала, что он придет, и знала, что надо атаковать. Надо задавать грубые вопросы, заставить его рассказывать, где он был и что он делал. Но она не могла. Она готовилась причинить ему боль, а он пришел, истекая таким количеством боли, которое она просто не сумела бы причинить. Она сбилась и опешила.

– Мама, – нерешительно позвал мальчик. Это слово далось ему с трудом, но он преодолел себя и повторил его снова:

– Мама… ты меня любишь?

Она почувствовала, как его рука касается ее руки. Кожа Сеташа была теплой и бархатистой. Она ответила на его рукопожатие. Теперь, думала она, ему от меня не убежать. Мальчик понял ее действия как положительный ответ. Ей стало не по себе. Она не была той, которую он искал, и все же она совершала… предательство?

– Вы из-за меня подрались? – тихо спросила пустота. Невидимая рука разгладила ее волосы. Вопрос застал женщину врасплох. Его пальцы удивительным образом избегали кровавых корост, которые слиплись под ее волосами. Эта нежность… То, что было в теле Ати, почувствовало, что эта нежность невыносима. Такой нежности оно не получало никогда.

– Нет, – ответила она, – просто Саан с еще одним человеком решили ограбить Горва, а я пыталась их остановить.

Тут же она поняла, что следовало говорить другое. Он сам показывал свои раны, а она пропустила их. Но было уже слишком поздно.

– Горва? – не поверил мальчик. Женщина предпочла промолчать.

– Почему ты лежишь на моем месте? – спросил невидимка.

– Я… – удивилась женщина. Каким-то образом она поняла, что мальчик лег рядом с ней. Она не знала, где именно он находится, но он, должно быть, был совсем близко. Она чувствовала его дыхание. С ужасом она поняла, насколько сильно его влияние. Нужно было ответить иначе.

– Я хотела быть к тебе ближе и легла сюда, – сказала она.

Стрела попала в цель. На некоторое время в комнате повисла тишина. Она собиралась с силами, чтобы нанести следующий удар, но мальчик оправился раньше нее.

– Где Ро-Ро? – спросил он. – Я, пока шел сюда, видел собаку, она так напомнила мне его… Но у нее были зеленые глаза.

– Он спятил, убежал. – Она отпустила руку Сеташа и отстранилась от него. Ей стало легче, и она все-таки решилась атаковать:

– Может быть, он побежал тебя искать?

Сеташ не ответил. Она не стала дожидаться его следующих слов и сразу вогнала в корчащуюся рядом душу еще один вопрос.

– Где ты был? Тебя три дня не было дома. Мы так переживали. И Саан запил и спятил из-за тебя.

– Я знаю, – ответил Сеташ. – Я вернулся, чтобы об этом поговорить.

Глава 17

САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ СОН

Малыш Поезд Хайдер с женщинами был добр и терпелив. Он знал, что некоторым из них нравится его огромное, бесконечно сильное тело. Раз или два в неделю одна из них решалась подойти к нему после боев. Ее глаза горели. Ее губы были вожделенно приоткрыты. Ее звали «просто крошка». Ей могло быть пятнадцать, а могло быть сорок пять. Она могла жить в роскошных апартаментах на Майвет, а могла побираться под рурским мостом. Для Малыша все это не имело значения. Он брал «просто крошку» за плечи и вел к себе. Он знал, что ей нужно только одно. Он мог ей это дать. Их лица слились для него в одно лицо. Это лицо он всегда узнавал по глазам и по губам.

Иногда «просто крошек» оказывалось сразу две, и тогда все могло повернуться по-разному. Бывало, что он уводил обоих. Бывало, что он не уводил ни одной, потому что они еще таскали друг друга за волосы, когда он выходил с арены. Два раза в своей жизни Малыш уводил сразу трех «крошек». Эти ночи он любил вспоминать. Он понятия не имел, сколько у него детей на всем хайве.

Бывало, что «крошка» решала остаться у него жить. Тогда Хайдер просто запирал дверь, когда она уходила в магазин, и не отпирал, когда она возвращалась. Он думал, что это справедливо, потому что она уже получила то, что хотела. А таких, как она, были сотни, и он не видел причины, по которой потом должен был бы отказать другим.

Накануне ночью у Малыша Поезда опять ночевала «крошка». Он три раза рассказал ей, как «тот парень» что-то сделал с его головой, и она слушала его с одинаковым восторгом. Потом случилось кое-что необычное. Она сказала, что приходит к нему шестой раз. Он не смог вспомнить ее, и она расплакалась.

Когда Хайдер проснулся, «крошка» уже была мертва, а у него из шеи торчал шприц. Он начал драться с людьми в комнате, но толком не успел ничего сделать. Его тело отяжелело и ослабло. И сейчас…

сейчас он сидел привязанный к стулу, как какой-то мешок с крупой-чалкой, и эта новая «крошка», которая убила его старую «крошку», ногой поднимала к себе его лицо.

– Ломать, это значит разрывать связи внутри души, – спокойно объяснял молодой голос где-то за спиной у Малыша. – Иногда люди ломаются сами. Например, так бывает, когда в один день умирают все, кого они любят.

– А если они никого не любят? – предположила «крошка».

– Так не бывает.

– Я никого не люблю, – сказала «крошка». Малыш Поезд Хайдер смотрел на ее лицо. Он узнавал ее. Ее тонкие губы были приоткрыты, ее глаза горели. Он знал, как тверды сейчас ее соски. Но при этом она его не хотела. Она никого не хотела. Он не думал словами, но он понял, что, топча его ногами, она получит все то, что другие получали в постели, а потом пойдет и растопчет кого-нибудь еще.

– Ты ошибаешься, – ответил голос. – Ты любишь себя. Любишь власть. Однако ты права в том, что тебя сломать будет несравнимо сложнее, чем почти всех остальных людей.

Крошка улыбнулась. Она повела ногой по лицу Малыша. Ее острый каблучок чертил на его коже кровавый след.

– Разорвать связи внутри души можно, просто разговаривая с другим человеком, но это очень сложно. Поэтому мы предпочитаем сразу залезать в голову. Тогда не нужно задавать вопросов. Можно сразу резать и рвать.

– А защищаться от этого можно? – напряженно спросила Фея.

– Разумеется. Но этот защищаться не будет. Он почти животное. Сначала научись нападать. Потом поучим тебя защищаться.

– Да, я чувствую его мысли, – сказала девочка. – Он уже боится меня.

– Ты не права. Он лишь сознает угрозу. Теперь ищи что-нибудь, что он любит. Или кого-нибудь. И раздави это.

Малыш попытался закрыть глаза и не мог. Он как будто снова очутился в лавке Грыза, но теперь уже не мог броситься на эту девку эл-ша. Не мог сбить прицел ее сознания. Он провалился в бесконечные тоннели ее голубовато-серых глаз.

– Ах, бедняжка, – прошептала Фея, – ты же еще не знаешь, что мы нашли того мальчика, который дал тебе монетки, не знаешь, что я ходила по нему, и он весь покрылся кровавыми ранами от моих каблучков.

Малыш Хайдер заплакал. Он верил каждому ее слову, как младенец верит ласковому напеву своей матери. Где-то далеко-далеко свайр хлопал в ладоши.

– А знаешь, что мы сделали с его жалким, тонким тельцем потом? – прошептала она, но вдруг отвлеклась. Хлопков больше не было.

– Что случилось? – недовольно спросила девочка. – Я его ломаю, а не тебя.

– Мне надо позвонить, – изменившимся голосом сказал тот, кто стоял у Поезда за спиной. – Потом я, наверное, уеду. Заканчивай сама.

Ринкар Кео Лу скользил по изогнутой поверхности высокоскоростного шоссе. Он был над плинтой Геда. Дорога здесь была недостроена, но уже функционировала. Машина неслась по временным силовым полям. Сквозь их прозрачную структуру было видно граунд. Прямо под полями были строительные леса, а дальше начиналась бесконечная сеть оживленных бульваров.

Это был богатый район. Богаче него была только Майвет, а она была прямо по курсу. Кео Лу выехал на прямой участок дороги. Он собирался как можно быстрее вернуться домой, чтобы увидеть, как разворачиваются на его серверах возможности СкаТека. Что потом? Потом он хотел собрать существо этой машины в целое и превратить ее в своего лучшего вассала. «Быть может, – думал он, – остались считанные дни до момента, когда весь город будет моим». Кео Лу уже видел впереди генкамский мост, когда браслет-коммуникатор на его запястье издал характерный звук.

– Слушаю, – ответил Кео Лу.

– Сеташ вернулся домой, – странным голосом сказал свайр.

– Камень при нем?

– Думаю, да. Но у меня проблема. Я его не вижу.

– Камень?

– Я не вижу самого мальчика. Не вижу его одежду, не вижу его камень. Только слышу, что он говорит. Пока получается делать вид, что все нормально. – Казалось, свайр чуть не плачет. – Похоже, у них была ссора…

– Почему у тебя такой голос? – резко спросил Кео Лу. – Тебе что, жалко его?

– Конечно, нет!

– Что он говорит?

– Говорит, что я лежу на его месте.

– Значит, ты думаешь, была ссора? Хорошо. Скажи, что лежишь там, потому что соскучилась, потому что тебе больно. Если он страдает, пусть страдает посильнее.

– Ладно, – измученным голосом согласился свайр.

– Избегай физического контакта с ним, – посоветовал Кео Лу. – Он может быть для тебя опасен.

– Уже… – ответил свайр. – И поскольку я его не вижу, это…

– Я сам с ним разберусь, – оборвал Кео Лу подчиненного. Он вдруг вспомнил, что узнал местонахождение второго мальчика. На мгновение он испытал удивление перед собственной беспечностью. Он потерял почти час из-за того, что успех со СкаТеком затмил его разум.

А теперь этот бред с плачущим свайром. Кео Лу вспомнил некоторые эпизоды из старых и очень плохих для него времен. Возможно, дело и впрямь в камне. Настоящая магическая вещь, впервые за долгие годы опустошения, попала в руки оборванцев-несмышленышей, не способных понять ее истинной силы и распорядиться ею. Пока неспособных. Они все равно могут натворить бед, прежде чем что-либо осознают. Кео Лу приближался к состоянию холодной ярости. Он развернул ринкар посреди шоссе так, что ноги бедной машины прочертили по поверхности силового поля сияющие серебристые полосы.

– Сейчас же отправляйся за вторым мальчишкой. – Говоря эту фразу, он уже мчался в обратном направлении. Он рассчитывал, что вернется на Калинмин быстрее, чем свайр окончательно скуксится.

– Он нашелся? – ошалело спросил юноша.

Кео Лу посмотрел на пульт ринкара. Теперь СкаТек выводил информацию прямо на приборы в его машине.

– Он на Мире, в самом южном из колоссов. Очень просто. Надеюсь, его ты увидишь.

– Уже еду, – откликнулся свайр.

– Трави Сеташа вопросами. Пусть расскажет своей матери все, что знает.

– Да. – Тон свайра опять не понравился Кео Лу, но добавить к сказанному было нечего. Он выжал полный газ. Сейчас он бы предпочел другое транспортное средство, например, тикам.

Авак протиснулся в щель, образованную полуоткрытой стальной дверью. Щель была узкой, и мальчику пришлось выдохнуть из себя весь воздух. В последний момент ему показалось, что уши застряли. Он чувствовал, как натягивается кожа на его лице. Металлические ребра косяка больно врезались в ушной хрящ. Авак свирепо рванулся и, наконец, оказался целиком внутри.

Он ненавидел эту дверь. Часто он с восхищением смотрел, как Вики и другие бойцы этой дверью небрежно хлопают, однако для него она оставалась проблемой. Он воевал с ней каждый раз, когда необходимо было днем найти отца. Ее петли были настолько тугими, что даже десять Аваков не смогли бы ее отворить.

В помещении стояла густая дымная полутьма. Здесь пахло потом, кровью, перегаром и табаком. Массивные бетонные колонны подпирали низкий каменный потолок. Этот сумрачный зал расположился внутри одного из колоссов Миры. Его существование не афишировалось, и, тем не менее, каждую неделю через него проходило несколько сот человек. Источник света здесь был всего один. Он находился где-то в глубине помещения.

– Я могу поставить тебя через три дня на разогреве у Сокрушителя, – задумчиво предположил голос. Он шел оттуда же, откуда падал свет. Мальчик еще не видел его обладателя, но уже догадывался, что это Кайвол.

Тени скользили по потолку. Они были еще более огромными, свирепыми и волосатыми, чем их обладатели. Около двадцати мужчин нестройной живой очередью протянулись через зал. Их лица лоснились в темноте. Мигали огоньки папирос. Ждать приходилось долго, потому что Кайвол никуда не спешил. Иногда Авак ждал за Вики.

– Кто я такой, чтобы стоять на разогреве? – хрипло спросил боец. – Я не сопливый мальчишка какой-нибудь. Я дерусь много лет. Ты оскорбить меня хочешь?

Мальчик тихонько обошел помещение по краю и из-за колонн начал приглядываться к происходящему. Он увидел спину говорившего. Это был его отец.

– Ты неправильно меня понял, Сопля, – мягко, но тяжело ответил Кайвол. Он сидел за широким письменным столом, которому мог бы позавидовать даже Кео Лу. Это был огромный человек с тройным подбородком. Его рикта была небрежно расстегнута, разросшаяся шея жировыми складками спускалась на грудь.

– А как я должен тебя понять? – спросил Вики.

Неправильное понимание было настолько привычной частью работы Кайвола, что прямо рядом с записной книжкой на его столе лежал тазер. Контрактор имел еще и кое-что под столом, но тазер он даже не пытался прятать. Скорость, с которой он отпускал карандаш и брал тазер, стала легендарной.

– Очень просто, – ответил Кайвол. – Ты актер. А публике должно быть интересно, неважно, бьют тебя или бьешь ты. Важно, чтобы всем нравилось, что бьют того, кого бьют. Ну, а в остальном должны быть большие ставки и много неожиданностей.

Он усмехнулся. Его стол был единственным предметом мебели в этом помещении, а лампа на столе – единственным источником света. В двух метрах напротив висела чудовищная боксерская груша, казавшаяся самой большой в мире сосиской. Ее кожаное тело было наполнено свинцовой дробью. Сейчас она мерно раскачивалась. Длинная тень скользила по залу туда и сюда.

– Я… – попытался перебить Вики. У него не получилось.

– Ты всем надоел, Сопля, – продолжал Кайвол. – Либо ты берешь те контракты, которые я тебе даю, либо ты идешь и сдыхаешь на дне.

– Я голову могу размозжить, как тухлый кетчер, – прорычал Вики, – а ты мне предлагаешь…

– Ну, покажи что-нибудь, – предложил Кайвол, показывая на грушу.

Вики недоверчиво оглянулся на снаряд.

– У нее нет глаз, чтобы вырвать, зубов, чтобы выбить, и ушей, чтобы откусить. – Его взгляд упал чуть дальше, и он увидел Авака. Внезапно игра кончилась, и лицо бойца приобрело по-настоящему свирепое выражение. Он снова повернулся к Кайволу. Тот медленно положил карандаш. Он думал, что сейчас придется взять тазер, но Вики просто на него смотрел.

– Знаешь что? Пошел ты, – сказал он вдруг и круто двинулся к двери. Авак бросился за ним. Он едва успел выскочить вслед за Вики. Дверь захлопнулась. Они двое, лицом к лицу, оказались в пустынном бетонном коридоре.

– Где был? – спросил Вики, с угрожающим безразличием смотря чуть в сторону от сына. Авак сжался.

– Саан хотел выбросить в реку твои билеты на Зарн, – сказал Сеташ, – а я их нашел и уехал на Миру.

Он снова разглаживал волосы женщины, и то, что было в ее теле, совершенно утратило способность сопротивляться. Мальчик рассказал о том, как доехал, о том, как увидел Лимб, как встретил Авака, как подружился с ним, как продал камень. Чем дальше он говорил, тем спокойнее он становился. Он описал жизнь Авака, его дом и его семью. Он объяснил, как они спустились на дно. Когда он говорил об устройстве колосса, свайр понял, как облажался, упустив Вики и Тирту. Но это было уже не важно, потому что простой рассказ мальчика о его первой дружбе оказался для свайра самым тяжелым испытанием за последние несколько десятков лет.

Наконец, все волосы Ати были прибраны и уложены. Сеташ никогда раньше не гладил ее по голове, но Авак научил его это делать. У Сеташа получалось все лучше. Он даже улыбнулся при виде результата своих трудов. Он рассказал про странного старика, которого они встретили на дне, про солнце, про подземную тропинку.

Когда Сеташ дошел до самого трудного места в своем рассказе, и из глаз его снова потекли слезы, падая на лицо Ати, свайру показалось, что он умирает. Сеташ как будто заставил его существо треснуть. Та часть, которая служила Кео Лу, отступила от той части, которая любила запах апельсинов. Теперь они смотрели друг на друга со стороны, и обе тонули в скорби и ненависти.

– В общем, – подытожил мальчик, – когда это видение кончилось, я думал, что ты не моя мама.

Глаза Ати были широко раскрыты. Она смотрела в пространство перед собой.

– Ты не бойся, – поспешил утешить ее Сеташ. – Потом случилось еще кое-что, и теперь я думаю, что все намного сложнее. Но обо всем по порядку.

Некоторое время он собирался с мыслями, потом рассказал о том, как они расстались с Авадисом и искали неизвестно что у ворот хайва. Рассказал, как они легли спать. Он ожидал, что Ати хоть как-то подтвердит его слова о месте, где она с Сааном провела многие ночи, но женщина молчала.

– И тогда, – сказал он, – мне приснился сон. Это был не такой сон, как все остальные. В нем я имел тело, и другие люди меня видели.

Сеташ открыл глаза. Ему было тепло. Светило солнце. Ветви деревьев колыхались над его головой, а их тени редкими полупрозрачными пятнами скользили по его лицу. Он лежал на плоском черном валуне. Ложе было жестким, но мальчику почему-то было на нем очень удобно.

Валун выступал из достаточно крутого лесистого склона. На него можно было более-менее легко залезть или спуститься только с одной стороны – со всех остальных он был в полтора раза выше человеческого роста.

От подножия валуна начиналось огромное озеро. Его дальний край тонул в туманах. Над озером возвышались горы. Волнующиеся воды озера набегали на берег и мягко шуршали в гальке. В бурунах резвилась игривая рыба; чешуйки вспыхивали на солнце, и разноцветные блики от них разбегались по кронам деревьев. Все казалось волшебным.

Достаточно далеко было видно огромное здание. Оно подступало к озеру в виде скривленной ступенчатой пирамиды. На его вершине стоял дворец. Его окна отражали солнечный свет, будто полнясь белого огня.

Все это Сеташ охватил одним взглядом, пока перекатывался со спины на живот. На берегу в некотором отдалении он увидел трех человек. Там стоял высокий мужчина в сияющих белых латах; он держал под уздцы красивую серую лошадь. Он высоко поднял голову и, не щурясь, смотрел на солнце.

Двое других были детьми лет восьми. Они носили свободную черную одежду, их глаза были завязаны, а длинные темные волосы заплетены в плотные косы, пронизанные красными лентами.

Сеташ вспомнил, что уже видел похожие ленты в волосах человека, который принес его в Лимб. Он осознал, что спит, и сосредоточился. Все происходящее казалось ему удивительным. Дети играли. Они то и дело перекликались, и тогда один бежал за другим. Они играли в слепые догонялки. Сеташа поразила их ловкость. Мало кто смог бы так носиться по острым камням с завязанными глазами.

Вот один начал бежать по дуге. Они снова окликнули друг друга. Второй побежал напрямую. Он врезался в живот латника и остановился, пытаясь понять, кто перед ним. Первый изменил направление и удивительно быстро добежал почти до самого Сеташа.

– Не поймаешь! – крикнул он.

Второй не ответил. Он стянул повязку и после секундной растерянности поклонился человеку, который перед ним стоял. Воин серьезно ответил на его приветствие. Они начали о чем-то говорить, но Сеташ не слышал слов.

Первый забежал за камень и остановился.

– Привет, – робко сказал Сеташ. Он подполз к краю валуна и смотрел сверху. Он удивился тому, что может говорить, даже больше, чем тому, что обладает телом.

– Привет, – удивленно ответил незнакомец. Он стянул повязку и посмотрел вверх.

– Ты немного прозрачный, – сказал он. – Наверное, ты из другого мира.

Сеташ удивился его словам, но не сильно.

– Или из другого времени, – ответил он. – Я сейчас сплю.

– Может быть и то, и то. Во всяком случае, вы там не очень-то вежливые.

Сеташа поразила женственная красота его лица. Кожа была светлой, но с глубоким смуглым оттенком, глаза полнились темной глубиной и какой-то особенной влагой.

– Прости, – сказал Сеташ, – а что я сделал не так? Кстати, а ты… умм… мальчик?

– Ты не поклонился, не сказал «камой». Я мальчик.

Сеташ слез с камня. Он хотел исправить невольную оплошность, но мальчик его остановил.

– Приветствия, как и все остальное, нужны в свое время и место. Сейчас мы уже говорим, а значит, они миновали.

– Ладно, – ответил Сеташ.

– Можно мне узнать твое имя? – спросил мальчик.

– Сеташ, – сказал Сеташ. – А мне твое?

– Ниэя Асата, – ответил мальчик. Он смотрел на Сеташа снизу вверх и перебирал в руках повязку, снятую с глаз. – Ты, наверное, могущественный эл-ша.

– Что это такое? – спросил Сеташ.

– Неважно, – покачал головой мальчик.

– А кто эти люди?

– Это мой брат. А это… – Сеташ понял, что Асата только сейчас заметил второго человека. – …Я думаю, это глава рода Гедерт, – немного испуганно ответил он, – и лучше бы Магорро с ним не говорить. Но я в это вмешиваться не стану.

Некоторое время мальчик задумчиво смотрел на брата. Ничего кроме роста не выдавало в нем ребенка.

– Пойдем, – наконец предложил он, – покажешься отцу.

– Этот «глава рода» – плохой? – спросил Сеташ.

– Нет, но он не такой, как мой отец, – ответил Асата.

Они пошли узкими лесными тропинками. Ветви кустарников смыкались вокруг них, и говорить стало почти невозможно. Сеташ еле успевал следить за своим маленьким проводником…

– Мы вышли на большую поляну, – продолжал Сеташ свой рассказ. – Там стоял старый каменный дом. Его стены будто срастались с огромными валунами. В том месте вообще очень много больших камней.

– К нам вышел взрослый человек. Я узнал в нем того, кто нес меня через пустыню, только он выглядел моложе, чем в видении из моего камня. Я рассказал ему об этом. Он ответил, что он не мой отец, но что нас, возможно, свяжет идо. Он сказал, что люди, с которыми я живу, если они приняли меня как родители, станут мне настоящими матерью и отцом. Он посоветовал мне вести себя с ними, как с настоящими родителями. Потом он предложил мне поесть, а я отказался, и сон кончился.

– Потом мы вернулись на хайв, и я приехал сюда, – скомкал Сеташ. Он не хотел рассказывать о своих обмороках, а встреча с серебристым человеком сейчас даже казалась ему неважной. Мальчик смотрел на Ати и ждал, что она ответит, но женщина молчала. Она смотрела сквозь него со странным, почти жалобным выражением. Он впервые заметил, что ее глаза изменились: они по-прежнему были зелеными, но другого оттенка.

– Ты видел… – прошептала она. Ее лицо его напугало.

В этот момент полог откинулся. На пороге стоял Кео Лу.

– Пошел вон, – сказал он.

Тело женщины вздрогнуло и опало. На его месте осталась лишь дымящаяся чернота. Мальчик продолжал сидеть. Он не изменил позы, но казалось, что его лицо стало тенью его лица. Крик замер в груди Сеташа.

Глава 18

ЭЛ-ША

– Не надо мне рассказывать про серебристые туриты! – орал Вики. – Я прекрасно знаю, в чем ходят солдаты Легиона! Я…

Он осекся и свирепо отмахнул рукой. Авак стоял спиной к стене. Он был бледен.

– Вики, почему ты мне не веришь? Я ведь говорю правду.

– Значит, вы ходили в Лимб, потому что тому мальцу приснился сон про волшебный камень?

– Нет. Камень был настоящий, но из сна.

– Ха, – сказал Вики.

– Все, что я говорю – правда! – крикнул Авак.

Вики слегка отстранился.

– И куда же вы в Лимбе ходили? – поинтересовался он. Его голос приобрел добродушные нотки. Казалось, что Авак скоро станет частью стены, по крайней мере, лицо его по цвету уже не отличалось от бетона.

– Мы ходили к заваленным воротам, – дрожащим голосом ответил он. – Там, где два редута и белые ежи.

Лицо Вики исказилось.

– Это место похоже на ущелье. А старик, которого мы встретили, рассказал, что сражался за Гира. Во время штурма он…

Лапища Вики сдавила горло Авака.

– Старик… – прохрипел боец. – Где это грязное калинминское отродье, от которого ты наслушался всего этого бреда про Лимб? Я сделаю из него…

– Он умер, – одними губами ответил Авак. В это мгновение он мечтал, чтобы Вики не заметил медальон у него на груди.

– Умер? – улыбнулся Вики. – А я думаю, что ты врешь. Покажи-ка мне его труп, чтобы он умер до конца.

– Ты не осквернишь его тело, – еле слышно, но спокойно ответил Авак. – Я жалею, что пытался тебе помочь.

Вики начал багроветь.

– Где моя цепь? – завопил он. – Кому ты ее со своим дружком загнал, а? Тому старикану, да? За байки!?

Авак слабым движением засучил свой кес. Цепь ровными кольцами свивалась вокруг его пояса. Вики отпустил его горло, схватился за конец цепи и рванул ее на себя. Мальчик закрутился юлой, потом упал. Вики продолжал тянуть цепь. Авак как будто стал бобиной. Уже упав, он продолжал вращаться. Он кричал.

Потом цепь кончилась. Вики замер. Он тяжело дышал. Мальчик лежал не шевелясь. На его локтях и коленях начала выступать кровь. Царапины были грязными и страшными.

– Маленьких обижаешь? – услышал Вики у себя за спиной. Он оглянулся. В коридоре, перекрывая единственный выход, стоял человек. Его лицо и турит излучали невероятный серебряный свет. Глаза были темными, по перламутровым щекам, достигая уголков губ, стекали черные слезы.

Юноша развел руки, охватывая пространство вокруг себя пеленой мрака. Свет и тьма свернулись в клубок. Свайр был прекрасен и ужасен. Никогда еще две составляющие его существа не сходились вместе во вспышке такой отчетливости.

– Ош-ша, – только и сказал Вики.

– Нет, это ты, – ответил свайр. Он улыбнулся. – Эл-ша, лиин-ша, ша-лалла… Это все я.

Слова незнакомца не показались Вики шуткой. Боец медленно перехватил цепь. Первый раз в своей жизни он по-настоящему испугался, когда Авадис выстрелил его напарнику в лицо. Тогда Вики остался последним живым легионером на левом редуте.

Сейчас он испугался во второй раз.

– Камень, – приказал Кео Лу. Он стоял над мальчиком с протянутой рукой.

Сеташ не шелохнулся. Кео Лу подождал, потом опустил руку и медленно обошел мальчика. Он аккуратно перешагнул через грязное пятно, оставшееся от тела Ати, и оперся на подоконник. Свет из окна упал на золотистые вставки его рукава и на половину темного лица.

– Я могу забрать у тебя камень разными способами, но я хочу, чтобы ты отдал его сам.

Сеташ моргнул; его губы задрожали. Волна горя выкатывалась на поверхность его существа. Она была так велика, что перед ее наступлением берег настоящего обмелел. Долгие два десятка секунд он просто сидел и стекленеющим взглядом смотрел туда, где было лицо Ати. А теперь вода его души возвращалась в тело, будто стометровая волна. Из груди мальчика вырвался непередаваемый звук.

– Я уничтожил еще не все, что ты любишь, – напомнил Кео Лу. – Например, я могу убить рыжего мальчика, с которым ты дружишь. Или твоего отца.

Сеташ поднял лицо и встретился взглядом с беспросветными глазами Кео Лу. В них не было ничего, даже интереса или жестокого удовольствия. Только темнота.

– Камень.

Мальчик вздрогнул и оторвал руку от пола. На мгновение его лицо приняло странное выражение, как будто он был удивлен тем, что все еще может двигаться после случившегося. Он неловко залез в карман и вытащил предмет. Камень светился в полутьме. Как и всегда. На развернутой ладони Сеташ поднял его вверх.

Кео Лу, не переставая смотреть в глаза мальчика, наклонился и взял предмет. Когда его пальцы сомкнулись на поверхности камня, Сеташ вздрогнул. Его пронзила мгновенно родившаяся надежда. Не вставая с колен, мальчик метнулся к входной двери. Он преодолел половину полутораметрового пути, когда сзади его накрыл чудовищный удар.

Сеташ отлетел к стене. Он лежал на спине и снова смотрел в темные глаза. Кео Лу рассмеялся. Солнечные тени прошли по его лицу и исчезли, когда он убрал камень в карман. Смех прекратился, и на темном лице осталась только белая полуулыбка.

– Ты рассчитывал, что видение сделает меня невнимательным?

Какой-то уцелевшей разумной частью своего существа Сеташ понял, что жуткий незнакомец смотрел камень так же, как это делал он сам. Мальчик издал жалобный звук и пополз к двери. Он не думал, что делает. Он просто пытался спастись, как это пытается сделать любое живое существо при встрече с непоколебимой стихийной мощью.

– Отвечай, – повелел Кео Лу. Его голос стал запредельным. Он захватил и перекрыл все звуки. Он уже звучал у мальчика в голове.

Сеташ попытался ползти дальше, однако что-то держало его. Он рванулся, но это ни к чему не привело. Его тело разворачивалось, выворачивалось, поднималось посреди комнаты, изгибаясь в противоестественной раболепной позе. Руки загнулись Сеташу за спину. Всем телом он клонился вперед к ногам Кео Лу, у которых лежали останки Ати. При этом голова мальчика откинулась назад, так что он больше не мог потерять глаза Кео Лу из виду.

Сеташ перестал различать боль в своем теле и в своей душе. Он попытался сказать «да», но короткое слово на его губах превратилось в немой крик.

– Хорошо, – подбодрил Кео Лу, как будто ответ мальчика был высказан вслух. Он по-прежнему опирался на подоконник и продолжал невыразительно улыбаться, словно в комнате ничего особенного не происходило.

– Откуда у тебя камень? – спросил он. Наконец, Сеташ осознал, что и сам мучитель не открывает рта. Они разговаривали прямо у него в голове.

«Из сна», – подумал мальчик.

– Ты эл-ша? – спросил Кео Лу.

«Я даже не знаю, что это», – подумал Сеташ. Кео Лу ничего не сказал, но мальчик ощутил волну настроения. Это была сама насмешка, само презрение. Душа Сеташа стояла голой перед этим холодным чуждым взглядом, который уничтожал в ней человеческое достоинство.

– Расскажи свои сны, – потребовал Кео Лу.

В воображении мальчика развернулась картина с агмаками, скачущими сквозь волнующийся ковыль. Он попытался остановить ее, не дать ей появиться, но не мог. Воспоминания хлестали из него, будто его память стала пробитым бурдюком.

Кулак Вики, внутри которого была зажата цепь, побелел от напряжения. Он смотрел, как свайр идет на него. Между ними все еще было около пяти метров. Юноша двигался медленно. Его руки разматывали в воздухе ленты черноты.

– Красиво, правда? – спросил свайр.

Вики покачнулся. Черные кольца ходили в воздухе перед лицом свайра. Вики то видел его глаза, то не видел. То видел, то не видел. Боец сделал несколько шагов назад. По его подбородку стекала струйка слюны.

– Захвати свое горло цепью, – спокойно приказал свайр.

Рука Вики медленно потянулась вверх. Его лицо перекосилось, точно он пытался сказать что-то, но не мог. Ярость, ненависть, страх, надежда разрывали его лицо на части. Каждая эмоция пыталась быть единственной, но в итоге все они смешались в одну дрожащую маску безумия.

– Давай, души себя, – настаивал свайр.

Вики шевельнулся. Казалось, еще секунда, и он действительно это сделает, но вдруг мужчина получил пинок по ноге, и чары вмиг разрушились.

– Отец! Мочи его! – тонким голосом закричал Авак, приподнявшись на локтях и полными ужаса глазами смотря на свайра. Он опирался прямо на ссадины, но не чувствовал боли. – Давай!

Взгляд Вики сфокусировался. Он развернулся и мощным рывком метнул цепь. Она прошла сквозь ауры тьмы и света и ударила свайра по лицу. На перламутровой коже сверкнули капли крови. Авак успел увидеть, что, вопреки ожиданиям, она красная, а не черная.

В следующую секунду Вики подхватил сына за шиворот и вместе с ним ввалился обратно во владения Кайвола. Стальная дверь с лязгом захлопнулась. Вики отшвырнул Авака в темную глубину помещения и налег на засов двери. Громоздкие задвижки щелкнули, входя в пазухи.

– Ну что?! Выкусил, да?! И еще по морде получил, да?! – крикнул Вики. Он отступил от двери, торжествующе рассматривая ее стальную плоть. Тишина была гробовой. Молчали и в коридоре, и вокруг. Потом раздались тихие, но отчетливые шаги. Это клепки роскошных кожаных гарканов Кайвола цокали о бетон.

– Так-то, долбанный эл-ша! – орал Вики. – Ничего ты не можешь против настоящих мужиков, понял?!

Он по-прежнему смотрел на дверь и не обращал внимания на то, что происходило у него за спиной.

– Па, – не очень уверенно позвал Авак из темноты.

Вики оглянулся. Сначала он различил огоньки сигарет, потом две шеренги блестящих глаз, и, наконец, стоящего в трех метрах перед ним Кайвола, на плече которого лежал огромный многозарядный дробовик из тех, что когда-то были списаны Легионом. Контрактор оторвал взгляд от Вики и медленно повернул голову в сторону какого-то парня у стены.

– Отличный аромат, пацан. Мигарский табак?

– Да, – ответили из темноты. – Вчера на Рур партия пришла.

Кайвол глубокомысленно кивнул.

– Свернешь мне по дружбе косячок?

– Конечно.

Голова Кайвола повернулась назад, и он снова уставился на Вики. Казалось, что его лысый череп – это танковая башня, медленно вращающаяся на складчатой шее.

– Мы, видимо, все-таки что-то недообсудили, – резюмировал он. – Если уж говоришь такие слова, зачем возвращаться?

– Да я не… – сказал Вики и замялся.

– Готово, – сказал парень у стены. Кайвол взял косячок. Кто-то поднес ему огонь, и тяжелое потное лицо некоторое время было освещено красноватым отсветом пламени.

– У тебя возникла проблема в коридоре, но ты пришел ее решать сюда. А перед этим ты меня послал… – Кайвол изобразил задумчивость и снова затянулся.

– Ребята, – хрипло спросил Вики, – кто-нибудь из вас любит эл-ша? Кто-нибудь любит гребаных калинминских эл-ша?

Лицо Кайвола окуталось дымом.

– Сопля, – устало сказал он, – эл-ша – это детские байки.

– Нет! – звонко крикнул детский голос в темноте.

Вики увидел, что какой-то странный серебряный свет отражается в глазах парней, смотрящих на него, повернулся и круто отступил к стене. Кайвол даже не проследил за Вики взглядом. Он и сам смотрел на то, что было у Вики за спиной.

– Ош-ша, – сказал Кайвол.

– Почему все говорят одно и то же? – спросил свайр. Он проступал сквозь дверь. Сталь странно искривлялась вокруг его лица – она стала зеркальной, полупрозрачной, призрачной. Она колыхалась как вода. Свайр шел в сияющем ореоле.

Кайвол выстрелил. Время как будто замерло. Полоса оранжевого пламени, завихряясь, разлеталась вокруг дула дробовика. Авак начал кричать и пригнулся, прячась за колонной.

В следующее мгновение тридцать заостренных цилиндриков шрапнели врезались в поверхность турита юноши. Удар был тяжелым; лицо свайра замерло в немом удивлении, а потом юношу выбросило обратно за пределы комнаты. Дробинки отразились от брони и, с визгом рассекая воздух, начали чиркать по бетону во всех направлениях. Прошла секунда, и шуршание шрапнели стихло. Авак услышал, как кто-то упал. Его охватило ужасное предчувствие.

Сеташ падал в черную бездну. Он летел спиной вниз, чувствуя, как холодный влажный ветер овевает его затылок, проносится между пальцами рук, свистит в ушах. Сеташ был сломан. Каждая мышца была разорвана, каждая кость острым осколком выступила из тела. Он был выдавлен из самого себя. Его кожура лопнула, и враг высасывал из него мякоть. Кровь сочилась из тысячи разрывов, выливаясь в темную пустоту и падая вместе с ним. Мальчик смотрел, как кровавый дождь следует за ним. А дальше, выше облака красных капель, летел Кео Лу. Его черный дерт с золотыми врезками трепетал и пузырился на ветру, волосы разметались и улетали вверх. Его лицо было темнее темного. Он улыбался. Его беспросветные глаза по-прежнему смотрели в глаза мальчика, и от них было не ускользнуть, потому что они оба были внутри Сеташа. Мальчик был в своей душе и был своей душой. Он спускался все глубже в самого себя, а враг следовал за ним.

Мимо них, разворачиваясь бесконечными красочными лентами, струилось все, что Сеташ знал. Сейчас это были его сны – ответ на вопрос Кео Лу. Мальчик попытался зажмуриться, но не мог. Он не мог не думать, не видеть, не выворачивать свои карманы перед этим чудовищем. Он не уберег не одного из своих снов. Он увидел, что враг уже несется сквозь его воспоминания о Ниэе Асате. Сеташ больше не чувствовал его презрения. Теперь вокруг были только ужас, мрак и ненависть.

– Как ты смог добраться туда? – спросил Кео Лу. – Кто ты такой? Кто ты в этой истории? Ты понимаешь, кого ты видел, откуда и когда?

Его вопросы не были словами. Это были мысли, исполненные чудовищной ярости. Теперь Сеташ ощутил зависть врага. Она отозвалась ударами боли во всем его существе.

– Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю! – закричал он. Слова брызгами крови вылетали из его раздавленной груди. Он понял, как он важен для Кео Лу. Он вдруг перестал быть козявкой, которую растирают в дорожной пыли.

– За этим ты ходил в Мави? – снова надавил Кео Лу.

– Только не Авак! – крикнул Сеташ. «Я хочу забыть все на десять лет», – подумал он, и предпринял страшное усилие, чтобы перестать думать и вообще существовать. Несколько мгновений ему казалось, что его разум закрывается непроглядной пеленой. Он увидел, как бледнеют ленты его воспоминаний. Они сворачивались и исчезали, отправляясь куда-то в запредельное пространство, которое он закрыл от себя настоящего и завещал себе будущему. Он выжигал их. Он начал забывать. Он несся впереди врага и уничтожал то, что не мог защитить, чтобы оно не досталось тому.

– Прекрати, – услышал мальчик своим обычным слухом. Он вдруг понял, что в реальном мире его глаза все еще открыты и смотрят снизу вверх в глаза незнакомца. Лицо того исказилось. Оно выражало гнев.

– Ты готов изуродовать самого себя, только чтобы доставить мне чуть больше хлопот?

– Да, – ответил Сеташ, потому что уже не мог не отвечать.

– Не получится. Но если тебе нравится разрушаться, я дам тебе это сполна.

Тело Сеташа, по-прежнему изогнутое в раболепной позе, пролетело по комнате и остановилось перед Кео Лу. Тот возложил свои дымящиеся темным туманом руки мальчику на виски. Сеташ почувствовал, что исчезает в этих ужасно холодных пальцах, в этих заостренных, твердых и блестящих, как металл, ногтях. Кровь текла по его лицу.

– Где твои воспоминания? Куда ты их дел? – спросил Кео Лу. Он говорил негромко, но в звуках его речи была чудовищная сила. Он сжал пальцы сильнее. Мальчику показалось, что он чувствует, как его хрупкая черепная коробка рассыпается в пыль. Теперь уже на лице мучителя было выражение боли – он использовал свою распадающуюся руку. Сеташ увидел, как поток темных частиц хлынул сильнее. Лицо Кео Лу, и без того страшное, стало вдруг таким, что при одном взгляде на него обычный человек мог бы умереть.

– Ну, по крайней мере, ты сам по-прежнему у меня в руках. Я заставлю тебя бежать, чтобы ты привел меня в тот уголок своей души, где прячешь их. Никто и никогда меня не побеждал.

Сеташ окончательно выпал из своего тела. Он снова падал в бесконечную темноту. Вокруг было пусто. Воспоминаний не было. Мальчик не смог бы сейчас сказать даже, как его зовут. И все же он себя сознавал.

– Значит, вот где… – сказал Кео Лу.

Внезапно полет прекратился. Сеташ упал. Он чувствовал себя кровавым пятном, размазанным по дну хайва. Его боль и страдание перешли черту ощутимого, превратились в состояние, для которого нет слов ни в одном языке. Кео Лу медленно опустился рядом с жертвой. Его одежда перестала трепетать, волосы опали. Его левая рука превратилась в кокон тьмы.

– Только ты можешь открыть этот клад, – сказал Кео Лу.

Вопреки всему, Сеташ вдруг встал. Он не знал, чья воля подняла его на ноги, не знал, как выглядит и чем является.

– Ты закрыл это даже от себя, но это не такая большая проблема, как тебе кажется.

Сеташ смотрел в темные глаза, и прочувствовал, что за ними скрыт ужасный план.

– Расколись, – приказал Кео Лу. Сеташ распался. Две его части в шоке смотрели друг на друга.

– Ты будешь внутри и снаружи, – обещал Кео Лу. – Ты не нарушишь своей клятвы.

Он толкнул одну из частей Сеташа, и та упала сквозь преграду.

– Говори, что там, – приказал Кео Лу.

– Не знаю, – ответила та половина мальчика, которая осталась снаружи. – Мне кажется, что я победил тебя, но я не помню, как.

– Ты же часть того, что внутри, – напряженно сказал Кео Лу. Он не мог поверить в то, что терпит поражение.

– Но я не внутри, – ответила половина Сеташа.

Кео Лу в немой ярости рванулся к тому, что осталось от мальчика, но внезапно вылетел наружу. Он сделал несколько шагов по опустевшей комнатке. Сеташа нигде не было. Он опустил глаза вниз и увидел, что запачкал туфли в останках Ати.

Наконец Авак решился выглянуть из-за колонны и увидел, что Вики осел на колени. Он был жив и осмысленно посмотрел на мальчика левым глазом. Правого уже не было. Кайвол еще стоял. Ему досталось больше всех. Лицо контрактора почти исчезло.

– Я завалил ублюдка, – провозгласил Кайвол, и рухнул навзничь. Его голова не достала до пола, потому что он повалился на того парня, который минуту назад дал ему закурить. Блестящий кусочек стали выпал из затылка контрактора и с влажным звуком упал на пол. Авака начало тошнить.

– Ты не прав, – ответил насмешливо-яростный голос свайра отовсюду. – Ты завалил целых трех.

Рвота остановилась в горле Авака, когда он увидел, как лицо юноши проплывает в полу под ним. Свайр был уже везде. Он окутывал стены, пол и потолок помещения, выходя из каждой грани каждой колонны, распадаясь и собираясь, плывя светом и темнотой.

– Да убейте же его! – крикнул кто-то в истерике.

Боец, которого придавило тушей Кайвола, снял тазер с пояса босса и выпалил куда-то вверх. Как ни странно, он попал. Свайр, скорчившись в сердце электрической вспышки, рухнул на пол. Но это его, разумеется, не убило. Он выпростал из своего существа ленты пустоты и расплавил ими тело стрелявшего.

Свет погас. Серебристые вспышки странных излучений появлялись то здесь, то там. Иногда свайр приходил с трех сторон сразу. Люди метались в темноте. Они натыкались на стены и друг на друга. Этот низкий бетонный зал стал для них ловушкой и склепом.

Мальчик дополз до угла комнаты и нащупал тело.

– Вики… – позвал он.

– Пацан, – еле слышно отозвалось окровавленное тело. – Ты жив?

– Да, – дрожа, ответил мальчик. – Вики, ты умрешь?

– Умру, – усмехнулся боец. Потом добавил почти удовлетворенно:

– Этот Кайвол, он всегда был идиотом.

– Что за день сегодня, – всхлипнул мальчик. – Почему тебя!?

– Слушай внимательно… – отозвался Вики. Он сплюнул кровь и заговорил чуть отчетливее, – и не дави мне на грудь.

Авак отстранился. Он нащупал руку отца. Вики ответил на рукопожатие. В его кулаке все еще была сила.

– Я тебе врал, – сказал Вики. – Я врал тебе каждый день. Кровавая сопля это вранье. Ботинок это вранье. Моя сила это вранье. Мое прошлое это вранье. Все вранье.

Мальчик сглотнул. Он был рад, что Вики не видит его лица.

– Ты настоящий, – наконец ответил он.

– Да, – согласился Вики. – Сейчас я настоящий. Я трус и слабак. Беглец. Нищий.

– Нет… – сказал Авак.

Минуту они молчали. Звуки битвы уже затихали. Далеко за колоннами раздался последний вскрик. Что-то рухнуло на пол с влажным звуком, что-то текло и разливалось в темноте.

– Четырнадцать лет назад, – сказал Вики, – я стал единственным легионером, который выжил на левом редуте, потому что сказал одному парню… Он, вроде, был правой рукой Гира…

Авак в темноте укусил себя за руку. Он почувствовал, как рот наполняется кровью, но это было легче, чем ощущать себя посреди распадающегося узла судьбы, сути которого не понимаешь.

– Я помог им взять правый редут. Пара советов. Грязно. Это было очень грязно. Но какой у меня был выбор? Умирать тогда я не хотел. Так что мы договорились. Меня спихнули вниз по куче тел, и я вместе со всей этой швалью бежал внутрь хайва, как будто я сам такой же жалкий отброс, как они. Слушаешь меня?

– Да, – тихо подтвердил мальчик.

– Потом я вернулся на Миру. Стал нищим… Когда ворота завалили, я нашел лазейку. Крысиную лазейку. Дыру, которая ведет в укрепления старого редута. Это просто: находишь колосс, который стоит у самой стены хайва. Другого такого нет. Ты его узнаешь. Ты заходишь в него и набираешь в лифте код. Простой. Все левые кнопки сверху вниз. Все правые кнопки сверху вниз.

Вики немного передохнул.

– Ты приезжаешь на этаж. Идешь навстречу затхлому воздуху. Там воняет. Нигде больше так не воняет. Там вечный запах гари.

Что-то изменилось в Вики. Он замолчал. Авак испугался, что его отец умер, но тот вдруг заговорил снова, тише и быстрее.

– Ты найдешь дыру. Залезешь. Найдешь казармы. Там куча фракций. Там моя сила. Там туриты. Ты будешь драться как зверь. Ты будешь не хуже этого эл-ша.

И Вики замолчал навсегда.

Авак ждал, что он скажет что-нибудь еще, но этого не происходило. Он потрогал лицо отца. Оно было окровавленным и мертвым.

– Нейла акрода, Вики, – прошептал Авак. Он оглянулся. Вокруг было темно и тихо. Только где-то далеко, будто бы в другом конце помещения, раздавались жалобные звуки. Кто-то плакал, или булькало горло смертельно раненого.

Мальчик устроился рядом с Вики, уперся лбом в колени, точь-в-точь как это сделал мертвый Авадис, и замер в ожидании конца. Он знал, что не сможет открыть дверь, и что ему никак не скрыться от убийцы в серебристом турите, однако не думал об этом. Он думал о том, что прожил десять лет, но так толком ничего и не узнал про своего отца. Он не плакал.

Глава 19

БЕГУЩИЙ ПО РАДУГАМ

Кео Лу еще не успел оторвать взгляд от своей обуви, испачканной в темном сплаве, оставшемся от тела Ати, когда услышал характерные щелчки. Кто-то вызывал его браслет-коммуникатор. Кео Лу подумал, что это свайр, и что ему совершенно необходимо услышать хотя бы одну хорошую новость. Он поднес браслет к своему лицу. Он увидел незнакомый номер и подумал, что, скорее всего, человеку, который осмелился его потревожить, скоро не поздоровится.

– Здравствуй, – сказал браслет-коммуникатор.

Кео Лу стоял посредине пустой комнаты. После исчезновения Сеташа свет здесь все еще казался странным. Воздух вибрировал энергией. Кео Лу напряженно оглянулся. Ему показалось, что стены плывут вокруг него.

– Мои часы показывают необычное время, – продолжало говорить устройство связи. Голос был негромкий, узнаваемый. Кео Лу показалось, что дыхание смерти коснулось его лица. Он замер. Он уже вспомнил обладателя этого голоса, но все еще не верил, что правда его слышит. Он молчал, и собеседник продолжал говорить.

– Несколько секунд, и миры начнут сливаться. Времена объединятся в одно. Знаешь, сколько людей за последний час погибло в городе?

Кео Лу молчал. Слова были таинственными, но человек на том конце канала связи говорил просто, с обычным выражением, даже с небольшой усталой хрипотцой, будто надышался пыли.

– Сотни, – сам себе ответил голос. – И лишь несколько из-за тебя. Умирают те, кто не должен был существовать. Вселенная устраняет в себе противоречия. Как тебе в эту минуту преддверия?

Кео Лу показалось, что он видит обветренные губы, жилистую руку, на которую одет браслет, тинисто-топкие глаза цвета болотной травы и красный плащ.

– Плохо, – ответил он. – Не люблю голоса с того света.

Собеседник сухо усмехнулся.

– А я только их и слышу.

– Ты изменился, – отметил Кео Лу.

– Все мы прошли долгий путь, – согласился голос.

– Зачем ты звонишь? – Кео Лу знал, что это самый бессмысленный вопрос из тех, что он может задать, однако он настолько плохо контролировал себя сейчас, насколько для него это вообще было возможно.

– Попрощаться, – прошептал браслет. Звуки речи стихли. Кео Лу опустил руку. Его мир рушился. Лишь час назад он торжествовал, празднуя находку СкаТека. Полчаса назад он начал терять свайра, пять минут назад он понял, что перед ним не просто сопливый мальчишка, а маленький эл-ша. До этого Кео Лу считал себя единственным эл-ша в этом мире. Свайра Кео Лу считал единственным ша-лалла. Но только что с ним говорил один из страшнейших ша-лалла старого мира.

Мальчик. Сеташ. Все это началось из-за него. И у него были ответы на все вопросы, даже если он сам этого не понимал.

– Кем бы ты ни был, ты не уйдешь, – яростно сказал Кео Лу. Он развернулся в середине комнаты, обводя пространство вокруг себя руками. Свет померк. Воздух изменил свою структуру. Все, что мог свайр, выглядело в сравнении с этим прописями первоклассника. В измененном пространстве комнаты проявился сияющий след от тела Сеташа. Он висел в воздухе, в том самом месте, где мальчик находился в последний раз. Кео Лу раскрыл его, как дверь. Светлый силуэт сменился темным и ушел в неведомое запределье.

Кео Лу стрелял на поражение. Нужен ли ему был живой Сеташ? Да. Но детали не имели значения. Секунды тянулись одна за другой. Кео Лу ждал, что его черный бумеранг найдет мальчика, где бы тот ни был, и вернется со следами его крови. Так и произошло. Темный силуэт начал появляться снова. Он возвращался, скапливаясь в центре помещения, подобно дыму.

Кео Лу увидел, как на поверхности дымки пляшут светлые пятна. На мгновение он восторжествовал, думая, что это и есть ответ, зацепка, призрачный след, за который он схватит мальчика и вытянет обратно. Но дальше произошло то, чего он не предвидел. Пятна начали расти. Они разбросали темную дымку. Комната заполнилось белым огнем. Кео Лу вспомнил ощущение, которое испытывал, когда его больная кожа оказалась на солнце. Но то, что происходило сейчас, было для него стократ хуже. Он понял, что начинает гореть. Его удар был поистине страшным, и Сеташ на том конце необозримого лабиринта просто взорвался.

Разум Кео Лу, его потрясающая реакция, все ресурсы его нервной системы в одно мгновение оказались мобилизованы и сжаты в кулак. Он увидел, как свет выплавляется сквозь стены дома и падает на все вокруг. Эта энергия была запредельной. Ни эластик, ни железобетон не сдерживали ее.

Кео Лу отверг возможность убежать. Он узнал эту энергию. Он уже видел ее прежде. Однажды он выжил в ее потоке. Он выставил перед собой темный щит, прыгнул и закрутился в воздухе, строя вокруг себя кокон. Он уже делал это прежде – когда наступил конец предыдущего мира, в котором он жил. Он ощутил страшный удар. Его кокон, еще не сплетенный до конца, принял на себя волну солнечного ветра. Кео Лу вскинул руки, удерживая стенки, и одновременно продолжал строить. Нить за нитью он отводил свет от себя, обводил его вокруг себя, рассеивал. Он стал центром абсолютно прозрачного тела.

Наконец, когда труд был закончен, Ро Мейр Ганеде лег на дно своего творения. Его лицо как будто бы было в глубокой тени, хотя вокруг него, за стенками капсулы, плыла непроницаемая стена белизны. Он не знал, сколько еще продлится световая волна, не знал, насколько просто будет освободиться из кокона. Но прямо сейчас эти вопросы его не волновали. У него было время подумать.

– Расколись, – приказал Кео Лу. Сеташ сделал несколько шагов, оглянулся и увидел другого. Перед ним стоял бледный худой мальчик. В золотистых глазах стояли слезы. Сеташ рванулся к этому существу. Он испытывал ужас оттого, что оно стало для него чем-то внешним. Он хотел обнять его, слиться с ним, пустить его в себя и самому войти в него. Золотоглазый бросился ему навстречу. Но их порыв был коротким. Мгновенно их воля разбилась о чужую. Они замерли. Они все понимали. Между ними стоял всемогущий враг.

– Ты будешь внутри и снаружи, – обещал Кео Лу. – Ты не нарушишь своей клятвы.

Сеташ увидел, что тот смотрит прямо на него. Темные глаза излучали силу. Мальчик ощутил толчок. Страшная энергия сдавила его и направила вниз, как будто он был штопором, который Кео Лу вкручивал в пробку бутылки.

Сеташ прошел сквозь преграду. Он вырвался с противоположной стороны. Он вспомнил все: каждую каплю боли и радости, свое имя, имена и лица тех, кого любил. Он поднялся на ноги и огляделся. Его охватило чувство невероятной свободы. Над ним было небо его снов, а вокруг него цвели все его воспоминания: кружились лица, скакали лошади, журчала вода, ветер гулял в пустотах хайва, катились перекати-поля.

Мальчик посмотрел вниз и увидел под ногами толщу мутного стекла. С другой стороны преграды был его двойник. Они стали антиподами. Они оба стояли на поверхности этой непроницаемой стены, но стояли с разных ее сторон. Сеташ увидел там и Кео Лу, чье лицо источало ни с чем не сравнимую ярость.

– Говори, что там, – приказал он.

– Не знаю, – ответила та половина мальчика, которая осталась снаружи. – Мне кажется, что я победил тебя, но я не помню, как.

Сеташ все понял. Он помнил, а тот, за стеклом – не помнил. Так было потому, что Сеташ находился вместе со своими воспоминаниями, в самой потаенной части своей души, в невскрываемом сейфе, а тот, за стеклом, был снаружи, на территории, захваченной врагом. Он был за Спасительной Линзой.

– Ты же часть того, что внутри!

– Но я не внутри, – ответил антипод Сеташа.

Кео Лу рванулся к нему. Сеташ испугался. Он видел, что враг обезумел. Сейчас, вопреки всему, он начнет убивать. Мальчик толкнул его взглядом. Он сделал это так же, как его толкал сам Кео Лу. Он не думал, что у него получится, просто здесь эл стало его единственным оружием. Кео Лу поднялся на острие взгляда Сеташа и улетел вверх. Он исчез в своей темноте. Он был изгнан, исторгнут из души мальчика.

Сеташ почувствовал боль. После ухода Кео Лу мальчик внезапно стал тем самым телом, которое тот ломал посреди комнаты. У него были вывихнуты руки. Спина и шея мучительно ныли. Сеташ упал на стекло. Он увидел как его антипод, живой и здоровый, ложится на стекло с другой стороны. Преодолевая страдание, он махнул ему рукой, однако тот его не видел и даже не помнил. Мальчик снаружи поцеловал преграду, улыбнулся и закрыл глаза.

Пару минут Сеташ лежал и смотрел на свою оторванную половинку. Он не испытывал ни торжества, ни скорби, ни покоя. Его основным чувством стало простое человеческое удивление. Раньше он не знал, что можно быть тем, чем он является сейчас. Это было странно, необычно, почти невозможно.

Он подумал о том, что приключения для него закончились. Теперь он будет вечно жить в этой странной лакуне. Сможет ее изучать. Он перевернулся на спину. «Странно, – подумал он, – небо голубое, а солнца нет». Прошла еще минута, и начался восход. Он был невозможным, потому что ему не предшествовала ночь. Освещение вокруг никак не менялось, просто солнце ползло по небу вверх. Оно было огромным, белым, но не обжигало. Сеташ смотрел на него спокойно, как будто это был бумажный фонарь. Он даже засмеялся, но ему сразу пришлось подавить радость: боль мучительными залпами отдавалась в вывихнутых плечах. Он облизнул губы. Он дышал воздухом из другого мира. Он лежал и смотрел. Так могло продолжаться вечно. Однако, в тот самый момент, когда Сеташ решил, что десять лет здесь не будут мучением, небо раскололось. Разлом прошел прямо через небо и солнце. Мир рвался.

В открывшейся трещине мальчик увидел свою комнату и темное лицо своего врага. Огромные, черные глаза Кео Лу слепо смотрели сквозь дыру в небе, сквозь Сеташа. Кео Лу не видел мальчика, но ему это не мешало. Он взмахнул руками и направил вниз жуткий сгусток тьмы. Сеташ увидел, как черное тело падает на него.

Мальчик не мог увернуться, не мог бежать. Он успел подумать, что его антипод все равно будет жить с той стороны и даже ничего не узнает, а потом пришел удар. Сеташ понял, что его сердце остановилось. Боль прошла. Он приподнял голову и увидел, что из отверстия в его груди поднимается свет. Лучи впитывались прямо в солнце. Оно расширилось, набухло и начало заполнять собой черный разлом.

Скоро сияние поглотило всю тьму, и тогда свет распался. Огненные звезды полетели во все стороны от солнца. Они расчертили небо пылающими траекториями. Мальчик раскинул руки и смотрел на этот небывалый салют. Он увидел, как уцелевшие после взрыва клочки голубого покрывала темнеют, однако в этом больше не было ничего плохого. Белые траектории слегка опали вниз. Каждая из них превратилась в радугу. Девять радуг, скрещиваясь по три, встали над миром. С них сыпались разноцветные звезды. Темнота неба лишь придавала им отчетливости.

Сеташ засмеялся снова и теперь уже не чувствовал боли. Внезапно он понял очень многое. Он понял, что Кео Лу все-таки убил его. Он понял, что он – ровно половина того, что было душой мальчика по имени Сеташ. Он знал, что теперь ему предстоит путь в мир мертвых.

Он понял, что вторая его половина останется жить, но жить без тела не сможет. Он знал, что никто не поможет ей, кроме него самого. Одним взглядом он охватил все свои воспоминания. Все изменилось для него. Он мог увидеть всех, кого знал, но они были больше, чем воспоминания. Он видел их живыми. Он знал, что они делают сейчас.

Он видел Авака, Горва, свайра, Саана, Тирту, Малыша Поезда Хайдера, даже Фею. Он не смог увидеть только Кео Лу. Последним он увидел пса на поводке и сразу понял, что это одновременно Ро-Ро и Ати. Он увидел мертвых: Авадиса и Вики. Он знал, что они уже ушли, и знал, что их конец отличается от его конца. Они ушли в края, которые были от него даже дальше, чем мир живых. Не всем, кого Сеташ видел, было хорошо в этот час.

Мальчик посмотрел на девять радуг. Он знал, что они что-то означают, но не знал, что именно. Он поднялся к ним и распространил по ним свою волю. Он звал тех, кого знал. Он попытался послать образы из своей памяти тому, кто был его оторванной частью и увидел, как тот пробудился с другой стороны стекла. Сеташ почувствовал, что может исправлять и даже спасать жизни. Он ринулся в бой.

Глава 20

И ЛИШЬ ВЕТЕР ОСТАНЕТСЯ

Свайр бродил в темноте. Своими бесконечными, влажными, нечеловеческими руками он чувствовал тела. Они были уже мертвы, но жизнь еще сочилась из них. Она натекала лужами на полу, липла к стенам, запутывалась в паутине из крови и мрака.

Свайр осязал, как вокруг движутся души убитых им людей. Они волочились по камням. Они были беспомощны. Ни у одного из тех, кого он уничтожил сегодня, не было ни цели, ни мечты. Все бойцы Кайвола были похожи. Они знали только три вещи.

Они знали раш, что означает ярость, рождающуюся в битве, ярость, которая кровавым потоком стучит в висках, затмевает разум. Раш нужно тем, кто сражается, не имея мотива. Раш противостоит идо.

Они знали тахо, что означает и похоть, и грязное влечение, и желание есть, и желание испражняться. Тахо отсутствует у животных, но появляется у людей, которые пытаются стать подобными зверям.

Они знали хал, что означает и желание причинять боль, и желание страдать, и желание быть выше других, и желание унижаться. Хал есть простейшая основа зла.

Эти изгаженные души трепетали в тенетах чар свайра. Он бродил в темноте, плакал и ел. Он не хотел есть эти останки – не потому что жалел их, а потому, что они были ему омерзительны. Однако свайр знал, что иначе он погибнет. Он был ранен, возможно, насмерть. Он чувствовал вкус крови во рту. Одна дробинка из тех, что выпустил Кайвол, все же его достала. Но дело было не в ней.

Свайр помнил то озеро, на берегу которого оказался Сеташ. Он любил в нем купаться. Он знал того мальчика, с которым Сеташ говорил. Это был его лучший друг. Он смотрел в глаза того человека, которого Сеташ увидел издалека. Тот человек был его отцом.

Свайр не вспоминал об этом уже очень давно. Его странная жизнь длилась сквозь разные состояния и времена. С каждым десятилетием, с каждой неуловимой переменой, он отходил дальше от того, чем был когда-то.

Теперь он вспомнил. Он вспомнил, как его мать проколола себе сонную артерию, узнав, что отец погиб. Вспомнил врача с окровавленными руками, растерянных слуг. Вспомнил, как рисовали посмертные портреты, и как их вешали на стену.

Тогда его звали Каэтта – «котенок». Он лазил по деревьям за пределами дворцового сада. Он встретил мальчика, похожего на девочку, и полюбил его. Свайр почувствовал, как опали его руки-щупальца. Он больше не мог. Обычными человеческими ладонями он начал размазывать черные слезы по лицу.

Потом… Потом они затеяли одну вещь. Он помнил лошадей, пробирающихся по дну северного ущелья. А потом он не помнил ничего. Он стал свайром. Где-то, как-то все кончилось. Он уставился в темноту. Картины прошлого проходили перед его взором. Все, кроме тех, которые могли бы все объяснить.

Свайр помнил, как умирал в пустыне. Тогда он уже был почти таким, как сейчас. Он помнил, как не мог говорить. Он помнил, как его забрали в крепость под горой. Там он привык к шелковым простыням и ароматному вину. Он был красив. Его любили сильные мужчины. Почти все они были преступниками.

Потом появился Кео Лу.

Все это свайр помнил. Он не помнил только середину, не помнил, что отделяло это время от его детства, не помнил, что случилось с ним. Почему Кео Лу ему не объяснит? Юноша оторвал руки от лица. Он слышал, как Авак прощается с отцом. У Каэтты когда-то тоже умер отец. Он знал, что Авак – друг Сеташа. У Каэтты когда-то тоже был друг. Неважно.

Свайр двинулся к мальчику сквозь темноту. Он помнил приказ. Кео Лу – его господин. Приказ должен быть исполнен. Мальчик должен быть доставлен к Ро Мейр Ганеде. Тогда, может быть, ярость Кео Лу пройдет, и он объяснит все свайру. Юноша почувствовал Авака в темноте. Надо было всего лишь взять мальчика сзади, захватить его шею одной рукой, другой сжать его лицо. Заполнить мраком его рот и ноздри. Усыпить, удушить в темной, как могила, паутине, законсервировать и привезти хозяину.

– Нейла акрода, Вики, – тихо сказал мальчик.

Свайр остановился. Он увидел, что все вокруг наполняется странным светом. Светом, в котором невозможно выпускать тьму из рук. Все это была ложь. Юноша знал, что Кео Лу никогда не бывает добр, и никогда не рассказывает о том, что когда-то решил скрыть.

Свайр почувствовал одиночество. Страшно. Кровь клокотала в горле. Пулька засела где-то глубоко в шее, быть может, у самого позвоночного столба. Но ему было все равно. Он не понимал себя. Не понимал, откуда взялись эти черные щупальца. Не понимал, что он такое. Он не хотел так больше быть. Если он умрет здесь… Что ж. Умирая, он будет считать, что просто упал со скалы десять миров назад.

Мальчик лежал на поверхности. С тех пор как врага выбросило, над ним была только темнота. Поверхность была шершавой, непроницаемой. Он не помнил даже своего имени, но смутно знал, что именно поверхность его спасла. То есть, даже не совсем его. Когда-то он был больше? Нет, это слово не подходило. Когда-то его было больше? Когда-то с ним был кто-то еще?

Что-то от него ушло под поверхность. Какая-то важная часть. Она была спрятана, скрыта, спасена от врага. Мальчик это знал, и любил поверхность за это. Он поцеловал ее.

Потом он закрыл глаза и просто лежал. Он был мал. Единственная вещь, которую он ценил, была прямо под ним. Нельзя было сказать, что он обладает ею, но он находился к ней так близко, как только мог. Он испытывал нечто вроде счастья. Это простое, спокойное чувство захватывало его целиком. Он плыл в его волнах, лежал на его поверхности.

Прошло время. Мальчик не чувствовал его хода, однако сознавал, что события происходят не подряд. Между ними были интервалы покоя. Эти перерывы казались ему достаточно большими. Он знал, что было событие, когда врага выбросило. Теперь случилось новое событие. Он начал видеть лица.

Они появились все сразу. Лица выходили из-под поверхности. Они не были настоящими и не были изображениями. Скорее, это были цельные описания людей. Они были точными. Такими точными, что после этого видения мальчик всегда смог бы их узнать.

Лица были описаны с помощью сияющих знаков. Глифы светились всеми цветами радуги. Мальчик вдруг вспомнил, что умеет читать, но он не мог узнать те глифы, которые видел сейчас. Он не понимал, что они означают по отдельности, однако понимал, что они означают все вместе.

Каждая совокупность глифов и была лицом. Лица были разными. Они были абсолютно правдивы. Они больше говорили о людях, которым принадлежали, чем сами эти люди знали или могли о себе сказать. Мальчик увидел всех тех, кого помнил Сеташ.

Особенно его поразили лица свайра и Авака. Свайр состоял из двух. Одна половина его лица была перламутровой, другая – клубящейся, черно-красной. С одной стороны свайра был прекрасный молодой воин. С другой – чудовище, вышедшее из неведомой бездны.

Авак был огненным пажом. Его волосы были из огня. Его глаза метали огненные молнии. Он носил огненный плащ. Мальчик узнал, что они с Сеташем больше чем друзья. Авак был его вечным спутником. Мальчик не понял, что все это значит. В лице Авака, в послании об Аваке, которое поднималось из преграды, было и кое-что еще.

Это была просьба. Мальчик узнал, что Авак прыгнет со стены хайва, если они не встретятся через два дня на краю граунда. Он увидел это место и узнал, как до него можно дойти.

Среди лиц мальчик увидел и врага. Его звали Кеоле Ро Мейр Ганеде. Его лицо было темным, а знак – иссиня-черным. Он напоминал глухую, беспросветную ночь, не дающую ни проблеска надежды.

Последними мальчик увидел два расколотых лица. Одним был он сам. Другим – Малыш Поезд Хайдер. Знак лица мальчика был оранжевым, цвета пустыни. Знак Хайдера был зеленым.

Когда мальчик дочитал лица, они начали гаснуть. Глифы застывали, превращаясь в камень. Мальчик почувствовал порыв ветра и увидел над собой небо. Небо было ночное. Сияли звезды. Они казались удивительно близкими.

Подул ветер. Он был такой силы, что начал точить глифы. Все происходило так, будто одна минута уносила тысячу лет. Каменные изваяния лиц и знаков съежились, в них появились каверны, глубокие проточины. Они начали распадаться.

Мальчик видел, как ветер превращает камни в пыль. Он дул и дул. Звезды сияли. Мальчик почувствовал, что становится кем-то другим. Он услышал голос. Кто-то невероятный передавал ему его собственную просьбу.

Он узнал, что два последних лица должны как-то помочь друг другу, иначе они оба погибнут, а вслед за ними погибнет Авак и, может быть, не только он. Мальчик должен был найти Хайдера. Почему-то это было очень важно. Так хотел Сеташ. Так хотел он сам.

Ветер дул. Остался только песок – серый, искристый, напоминающий толченое стекло. Мальчик сидел посреди серой пустыни. Он был на маленькой планете. Казалось, ее можно обойти вокруг всего за несколько часов, но в этом не было никакого смысла, потому что вся она была однородной. Горизонт выглядел нарочито выпуклым.

Мальчик понял, что место, где он находится, это начало и конец. Точка поворота всех судеб. Каждая пылинка была лицом. Каждое лицо могло стать человеком. А могло измениться и стать кем-то или чем-то другим. А могло не стать ничем и никогда. Мальчик понял, что и сам он пылинка.

Ветер подул снова, и мальчик полетел навстречу Малышу Поезду Хайдеру. Он мчался сквозь вселенную. Чужие звезды, чужие лица, чужие души проносились мимо него. Знание было бесконечно. Ему было не охватить его, и он не пытался. Он просто летел.

Свайр замер, стоя напротив Авака. Тот не видел его в темноте. Что-то происходило. Юноша испытал ужас и восторг. Его встряхнуло, как будто прямо под ним прошел гребень невидимой волны.

Свет начал убывать. Он откатывался. Авак словно вбирал и отражал этот призрачный поток сияния. Свайр увидел, как он перевернулся и сел спиной к стене. Казалось, мертвый Вики по-дружески опирается на плечо маленького сына. Авак подтянул свои острые колени к подбородку и положил на них голову. Свайр видел его лицо. Оно было…

Лицо светилось. Свайр вспомнил то, что забыл. Он был больше чем одним, и вторая его часть была не только ужасна. Он чувствовал, что сквозь него прошла трещина. Эта трещина была давно, но Сеташ ее раскрыл. Его рассказ стал клином, который прошел между частями, из которых свайр состоял.

Даже Вики, глядя на свайра, понял, что в том два, но сам свайр узнал о своей природе только теперь. Юноша не ведал, что происходит, не понимал, откуда льется этот свет, но он понял, что отдал бы все за то, чтобы Кео Лу нес в себе такой же. Он хотел себе другого господина, такого, который говорит правду. Ради этого он даже был готов выживать, пожирая останки Кайвола.

Раздался скрежет. Авак увидел свет и поднял глаза. Всего в метре от него открылась дверь. Юноша в серебристом бронекостюме стоял, устало на нее опираясь. Его длинная тень падала внутрь комнаты.

– Уходи, – странным голосом сказал он.

– Что? – не понял Авак.

– Уходи, – повторил свайр. – Я знаю твоего друга. Я слышал твое прощание с отцом. Я больше никогда не хочу тебя видеть.

Авак поднялся и медленно вышел из комнаты. Он увидел, что юноша тоже ранен. На шее эл-ша, прямо над воротом турита, была маленькая красная точка. Одна дробинка его зацепила. Кровь, пенясь воздушными пузырями, выходила из пробитого горла.

– Ты умрешь, – сказал Авак.

– Не от этой раны, – ответил свайр. Его лицо уже не сияло так ярко, в глазах по-прежнему были темные слезы. Авак понял, что, пытаясь успокоиться, свайр в темноте размазывал их по своему лицу.

Мальчик вышел в коридор. Юноша потянул тяжелую дверь, и она захлопнулась. Свайру предстояло закончить отвратительный пир. Авак остался один. Несколько секунд он смотрел на стальную дверь, а потом бросился бежать. Он бежал как безумный.

Через два десятка минут, дрожа и обливаясь потом, он забился в темный угол внутри другого колосса. Тогда он посмотрел на свои локти и увидел, что ссадин на них больше нет, будто не было самого Вики. Он не смог вспомнить, когда они исчезли.

Малыш Поезд Хайдер плакал как ребенок. Он содрогался всем телом. Его лицо было перекошено до неузнаваемости.

– Не надо, – взмолился он. – Пожалуйста, не надо.

– А теперь ты видишь, как я вырываю Сеташу левый глаз, – продолжала Фея. Она могла представить себе это в подробностях. Каждую каплю крови и сукровицы. Влажный шар глазного яблока. Тянущиеся прожилки связующих сосудов и мышц. Они рвались один за другим. Потом она сдавила пальцы, и шар лопнул. Липкая жидкость белковой массы выплеснулась на изуродованное лицо мальчика.

– Вот и все, – сказала Фея. – А теперь ты видишь, как я вырываю Сеташу правый глаз.

Фея скучала. После того, как свайр уехал, ее настроение резко испортилось. Ей нужен был зритель. Ей нужны были аплодисменты.

– Убей его, просто убей, – попросил Хайдер. – Что он тебе сделал?

Малыш весь дрожал. Для девочки это была игра, для него – реальность. Фея была у него в голове. Ее слова были истиной. Если она говорила, что он что-то видит, то он это видел.

– Умоляй меня, – посоветовала Фея. – Сеташ кричит и плачет. Ему больно. Он изнемогает от боли. Теперь я…

– Умоляю тебя, убей его, – прошептал Хайдер. – Умоляю, убей меня. Умоляю тебя, прекрати все это.

Фея хихикнула. Она думала о том, чтобы каблучками по-настоящему выколоть Малышу глаза, но подозревала, что это ограничит его восприятие. К тому же… какая теперь разница?

– Умоляю тебя, не мучай его, умоляю… – бормотал громила.

Девочка посмотрела на время. Что сейчас делает свайр? Почему Кео Лу ее не вызвал? Что делать, если у них серьезная проблема и Кео Лу вызовет ее прямо сейчас? Фея решила, что пора добивать жертву.

– Я пытала и убила всех женщин, с которыми ты спал. Я пытала и убила всех, кого ты любил. Я разорвала на части даже тех, кого ты просто видел раз в жизни.

– А-а-а, – протянул Хайдер. Звук, вырывающийся из его груди, стал нечленораздельным и страшным, глаза – пустыми.

– Я сожгла каждую вещь, которая тебе нравилась…

– А-а-а, – повторил Малыш Поезд. Он перестал плакать. Безумие захватывало его лицо.

– А-а-а, – закричал он. И снова:

– А-а-а. А-а-а.

Фея увидела, как один из громил-охранников оглянулся. Мясистое лицо матерого бандита было бледным, без единой кровинки. Девочка подмигнула ему и спрыгнула на землю.

– Я порвала твою душу на части, – резюмировала она.

Малыш согнулся, как будто его ударили в солнечное сплетение. Слюна капала из его рта.

– А-а-а, – выдохнул он, и в этот момент что-то произошло. Фея подняла голову и посмотрела на далекий клочок неба. На одно-единственное мгновение ей показалось, что солнце в зените и бьет сверху прямо ей в глаза, пробивает шахту до самого дна, освещает все, выплавляет, захватывает. Она зажмурилась.

Когда она открыла глаза, вокруг все было по-прежнему. Она поняла, что полностью перестала ощущать душу Малыша Поезда Хайдера. Фея недоверчиво оглянулась на жертву. Мужчина сидел, скрючившись. Он опустил лицо вниз и как будто уменьшился. Его волосы были совершенно белыми.

– Поседел? – задала Фея риторический вопрос.

– Поседел. А у меня кончилось действие препарата, – ответила она сама себе. Она подумала, что урок прошел выше всяких похвал. Но удовольствия не было никакого. Даже наоборот. Она испытывала странное, смешанное чувство. Отвращение.

– Уходим, – крикнула она охране.

– Добить его? – спросил кто-то.

– Оставь, – почему-то решила Фея. – Он не вспомнит даже своего имени.

Она быстро пошла в направлении ринкаров. На полпути она остановилась, чтобы закурить новую сигарету. Вкус дыма показался ей мерзким, но она терпела, и вдыхала его снова и снова.

Горв остановился посередине улицы. Он ужасно боялся, что из-за Ати с Сеташем случится какая-нибудь беда. Однако что-то мешало ему идти дальше. Он стоял и смотрел на гнездышко.

Идти дальше Горву мешал не страх. Как будто волна шла в стороны от этого места. Волна давила, разворачивала, она указывала всему живому, что туда соваться не надо.

– Не мое это дело… ох, не мое, – пробурчал лавочник себе под нос. И все же не ушел. Горв прислонился спиной к опоре хайва и продолжал смотреть на домик. Прошло несколько минут, а потом что-то произошло. Как будто на улице стало светло. Как будто под хайвом стало светло.

Лавочник протер глаза. Вроде все было как раньше, а вроде и нет. Он не мог сказать, видит этот новый призрачный свет, или осязает его, или чует. Свет был всюду, проникал прямо под кожу, грел. Однако фонарики по-прежнему светили, и этот странный свет их обычного света не затмил.

– А мое-то дело – другое! – с радостным изумлением воскликнул Горв. Он вдруг отчетливо понял, что в этот дом ему идти действительно не надо, даже наоборот. Идти ему следовало… в тюрьму. Там было его дело и его долг.

– Спасти Саана и Мерека, – сказал самому себе лавочник.

В одну минуту для него приобрели полную ясность события последних дней. Он бился над ними часами, перемалывал их в голове и ничего не мог понять. Он видел все своими глазами, но почти начал верить, что версия Ати – правда.

Этот невидимый свет принес ему ясность мысли и веру в самого себя. Горв вспомнил сказки, которые сорок лет назад ему рассказывала бабушка. Она говорила о демонах земли и других тварях, что могут вселяться в тела и делать с человеком все, что пожелают.

«Вот и в Ати такой, – понял Горв, – а Мерека она хотела сделать следующим, но не смогла, потому что вместо имени демона прозвучало мое имя».

Лавочник хлопнул себя по лбу. Он твердо вознамерился спасти этих хороших людей из тюрьмы. «Для этого пригодится веревка», – подумал он. В отличие от предыдущей, эта мысль для Горва была вполне обычной – ведь из веревки он умел делать практически все, что угодно.

Горв повернул и заторопился обратно в свою лавочку.