Песня для Корби

---

Часть четвертая

МЕЛОДИЯ МАСОК

Все собрались?

Все собрались?

Все собрались?

Церемония начинается!

Джим Моррисон

Глава 22

БРАТ

Корби выскочил на платформу. Табло электронных часов показывало час пятьдесят – через десять минут Ник уже должен говорить с Крином. Он понял, что время вышло, и побежал. Он буквально взлетел вверх по эскалатору, пронесся через пустынный, светящийся окнами киосков коридор подземного перехода и выскочил на улицу, где бушевала стихия – ветер гнал по асфальту волны дождя, они хлестали со всех сторон, подхватывали и несли вперед, как настоящая морская волна. Корби немного обсох, пока ехал в метро, но теперь снова промок до нитки. Отсыревшие джинсы Комара липли к ногам, кроссовки шлепали по лужам. Он задыхался влажным воздухом, терпел резкую боль в правом боку, но все равно не сбавлял темп. Когда серое здание полицейского отделения проступило сквозь пелену дождя, Корби перешел на шаг. Его немного шатало от усталости и странного пьянящего чувства, которое поднималось изнутри, от сердца.

Последние сто шагов. Вот вход в отделение. Мокрый шлагбаум, едва различимый силуэт полицейского за забрызганным дождем стеклом сторожевой будки. Корби подумал, что опоздал, а потом увидел, что ему навстречу идут две фигуры. Тяжело дыша, он остановился посреди улицы, согнулся и упер руки в колени. Несколько долгих секунд он не шевелился, потом поднял лицо и посмотрел на идущих людей. Отец Ника защищался от стихии хлопающим черным зонтом. Он явно не справлялся с этой задачей и сильно промок; его походка была рассеянной и шаткой, и Корби подумал, что Олег Борисович пьян больше, чем обычно. Ник был в сером дождевике. Он придерживал руками края прозрачного пластикового капюшона. Его лицо выглядело усталым и больным, он смотрел себе под ноги и щурился, когда дождь попадал ему в лицо. Корби стоял посередине тротуара, прямо у Ника на пути. Они встретились взглядом. Корби кончиками пальцев провел от середины своего лба к виску, стряхнул воду с алой пряди. Ник снова устремил взгляд себе под ноги и начал обходить Корби, потом тревожно дернул головой и вновь посмотрел на него. Он узнал.

– Ник, – сказал Корби.

Ник остановился.

– Кто это? – спросил Олег Борисович.

– Корби, – сказал Ник.

Корби молча протянул ему руку. Ник взглянул на нее, но в ответ руки не подал. Он выглядел вялым, наполовину спящим. По лицу Корби прошла нервная судорога, и он опустил руку.

– Коля, – опомнился Олег Борисович, – тебя искала полиция.

На его слова не обратили никакого внимания.

– Откуда ты здесь? – спросил Ник.

– Ты сам сказал, что тебя вызывает Крин.

– Зря сказал.

– Я не рад, что ты впутал моего сына в эту историю, – продолжал Олег Борисович, – но я бы тебе советовал пойти с нами и рассказать им, почему ты убежал, и вообще… все остальное.

– Зачем ты пришел? – спросил Ник. – Я же говорил, что не хочу тебя видеть.

– А я тебя – хочу, – ответил Корби. – Я прошу прощения за все, что сделал не так, и хочу, чтобы ты тоже передо мной извинился.

– И за что мне извиняться? За то, что я отмазывал тебя перед ментами? Или за то, что я еще жив?

– За то, что тоже сказал пустые слова.

– Да ладно, – усмехнулся Ник, – и когда же?

– Когда сказал, что тебе понравилось думать, что я умер.

– Это была правда, – тихо ответил Ник, – и я не буду извиняться. Пойдем, пап.

Он отвел глаза, втянул голову в плечи, еще сильнее сжал края своего капюшона и попытался обойти Корби. У него не получилось. Корби преградил ему путь, скользнул рукой в карман, вытянул нож и приставил его к своему горлу. Его движение было очень быстрым. Ник вздрогнул, но ничего не успел сделать.

– Если ты этого хотел и тебе нравилось об этом думать, ты можешь это увидеть. Мою смерть. – Корби чувствовал, как холодное лезвие прижалось к его коже. Острый кончик колол под самым ухом.

– Я не имел в виду, что тебе надо убивать себя.

– Ты имеешь в виду, что хочешь знать обо мне, как о мертвом. Но чтобы быть мертвым, надо умереть. – Корби не заметил, как порезался, просто увидел, что вниз по его руке вместе с дождевой водой сбегают размытые струйки крови: он поранил подушечки пальцев, когда вытаскивал из кармана повернутый лезвием кверху нож. Ник тоже увидел кровь, но не понял, где рана. Ему показалось, что Корби режет себе шею. Он перестал придерживать капюшон своего дождевика, тот заполоскался на ветру и слетел. Лицо Ника было бледным, взгляд – немигающим.

– Прекрати, – хриплым, срывающимся голосом попросил он.

– Значит, это были пустые слова?

– Да. Если хочешь, это были пустые слова. Ты добился своего. – Его взгляд не отрывался от струйки крови, стекающей вниз по руке Корби.

– Ты не хочешь, чтобы я умер?

– Не хочу. Я вообще не хочу, чтобы умирали люди.

Корби медленно опустил руку с ножом.

– Никогда не говори, что хочешь чьей-то смерти. И никогда не отвергай друзей. Андрей умер за то, чтобы быть нашим другом. Я этого не забуду. Я буду таким, как он. Если надо, я умру.

Ник с лихорадочным блеском в глазах смотрел на него. Вся его вялость вдруг исчезла. Его затрясло.

– Ублюдок! – закричал он. Корби увидел его взметнувшуюся руку, но не успел защититься – она мелькнула в воздухе и врезалась ему в подбородок. Он выронил нож и навзничь упал на мокрый асфальт. Ник наклонился к нему и схватил за ворот майки.

– Вздумал меня шантажировать?

– Нет. Вправить тебе мозги. – Корби вцепился в руки Ника, сделал подсечку ногами, и они вместе выкатились на край проезжей части. Мимо с истерическим гудком вильнула легковая машина. Корби оказался в завихрениях стремящейся к водостоку дождевой воды. Он попытался ударить Ника, но тот схватил его за руки и, навалившись всем весом, положил на лопатки.

– Это ты здесь неадекват, – процедил он. – Все из-за тебя.

– Мы друзья! – крикнул ему в лицо Корби. Олег Борисович бросил зонтик, схватил сына за плечи и начал оттаскивать от Корби.

– Хватит, – потребовал он. Хватка Ника ослабла. Корби воспользовался ситуацией, вывернулся из-под друга и подобрал Анин нож.

– Пусти! – закричал на отца Ник. Корби увидел, что от отделения к ним бежит постовой, и вновь приставил лезвие к своему горлу.

– Я убью себя, – предупредил он. Он стоял на коленях и смотрел на полицейского. Его руки были перепачканы кровью и придорожной грязью, глаза безумно сверкали. Полицейский в нерешительности остановился.

– Чрезвычайная ситуация, – сообщил он в рацию. Ник зло оттолкнул своего отца и поднялся на ноги. Пуговицы его дождевика лопнули. Корби тоже поднялся.

– Либо ты со мной – либо я умру.

– Хватит, Коля, – задыхаясь, попросил Олег Борисович. – Мир не делится на черное и белое. Умирать не обязательно.

От отделения бежали еще люди. Корби медленно вдавил лезвие в свою кожу. «Сейчас будет больно, – подумал он, – даже больнее, чем когда я резал руки». Он чувствовал под пальцами пульс, чувствовал, как близко его жизнь и смерть. Сейчас он сделает то, что не получилось у Комара и что получилось у Андрея – вскроет сонную артерию, и его не спасет даже толпа полицейских. А Ник будет кричать и зажимать руками бьющий фонтаном алый поток.

– Нет! – закричал Ник. – Я с тобой.

– Тогда бежим, – ответил Корби, и бросился в сторону метро. Он слышал за собой топот ног. Это был не только Ник – за ними гнались еще несколько полицейских. Корби охватил сумасшедший восторг. Ник был рядом. Пластиковый дождевик мешал ему, он сорвал его и бросил на капот припаркованной у тротуара машины. Они вместе бежали сквозь дождь. Впереди был подземный переход.

– Вниз, – на выдохе произнес Корби. Сбегая по лестнице, он чуть замешкался, чтобы сунуть нож Ани обратно в карман. Первый из их преследователей отставал всего на двадцать шагов. Он бежал ритмично, плавно. Корби узнал его. Это был Белкин, который так досаждал Крину вчерашним утром. Корби прибавил ходу. Сердце яростно стучало. Перепрыгивая ступеньки, он слетел вниз, на кафельном полу перехода поскользнулся, упал, вскочил и побежал ко входу в метро. Ник следовал за ним.

Вернулась боль в боку. Корби чувствовал, что теряет скорость. А звук шагов за спиной был ровным и четким. Тренированные взрослые люди догоняли их. Через прозрачные двери метрополитена, мимо касс, через турникет – они с Ником прыгнули одновременно. Грохот, оглушительный свист дежурной по эскалатору.

«Если нас сейчас поймают, будет многочасовой допрос, а потом меня отправят в обезьянник или даже в психушку. Я не должен этого допустить. Я должен договорить с Ником». Корби остановился, обернулся. Из-за кромки льющихся сверху вниз ступеней показался Белкин. Корби встретил его холодный и странный взгляд, и ему снова стало не по себе, как при их первой встрече.

– Хватит убегать, – задыхаясь, прошептал Ник. – Ради нашей же безопасности мы должны сдаться и все им рассказать. Особенно ты.

Корби рванул черную ручку контроля эскалатора. Движение переключилось, ступени замерли, дернулись и потекли обратно. Белкин качнулся, его ноги повело, он попытался сохранить равновесие и лицом вперед упал на ступени. Эскалатор понес его вверх.

– Зачем ты это сделал?

Корби услышал гул подходящего поезда.

– Бежим! – Он рванул Ника за руку и бросился к платформе. Люди мелькали мимо. Поезд окатил их теплой, ревущей волной воздуха, нагнал и обогнал. Несколько секунд они бежали вдоль него, потом открылись двери, и они запрыгнули внутрь. В середине летнего дня вагон был полупустым. Поезд тронулся. Через окно Корби увидел Белкина, выскакивающего на край платформы. Он уже опоздал.

Ника трясло. Он в изнеможении опустился на сиденье в углу вагона, его шея шла красными пятнами. Корби снова протянул ему руку.

– Пожми ее. Вспомни, что мы друзья.

– Иначе что? Опять попытаешься себя зарезать?

Корби с протянутой рукой стоял перед ним.

– Иначе ты забудешь все, что было хорошего в твоей жизни. И останется только то, что с нами случилось после смерти Андрея.

– Потому что ты себя убьешь?

– Потому что ты меня пошлешь, как я послал его. Пошлешь просто потому, что тебе показалось, что я сделал не все, что мог.

– Это не лучше, чем посылать человека за то, что он не любит рок.

Корби все еще протягивал руку. На порезанных пальцах начинала запекаться кровь.

– А я и не говорю, что я лучше тебя. Я говорю, что так нельзя делать. Никому. Никогда.

– Я не знаю, – изможденно сказал Ник. – Меня все это достало. У тебя рука в крови.

– Плевать. Я хочу, чтобы мы помирились.

– Хорошо. Только если ты не станешь больше шантажировать меня своей смертью.

– Только если ты не станешь желать мне смерти.

– Я не желаю тебе смерти. – Лицо Ника дрогнуло. – Я хочу, чтобы ты вырос в хорошего человека.

– Я не стану просто так шантажировать тебя своей смертью.

Ник протянул ему руку, пожал ее и накололся на булавку. Это была одна из тех булавок, которые Комар вкалывал в свои штаны.

– Какого черта? – морщась от боли, спросил он. А Корби сжимал его руку, пока булавка не вошла глубоко и ладонь Ника не перепачкалась в крови его порезанных пальцев. Наконец, он отпустил. Ник вытащил булавку из своей руки. На месте прокола выступили капельки крови.

– Я объясню. Помнишь историю, которую вы с Арой мне рассказали?

– Какую?

Корби сел рядом. Люди сначала нервно оглядывались на них, а потом старались совсем не смотреть. За окнами проносилась грохочущая черная пустота тоннеля. Вагон был старый, с желтыми круглыми лампами, стенами из пластика, покрытого древесным узором, сиденьями из залатанного кожзаменителя.

– Как Ара стал черным братом. Вы рассказали мне это, когда мы только познакомились.

Это произошло в третьем классе, после чтения Купера, когда они порезали, а затем скрестили свои ладони. Их кровь смешалась. Они немного перестарались, и им пришлось идти к матери Ары, чтобы она помогла остановить ее. Сначала они хотели назвать Ару красным братом. Но его мать, заливая их руки перекисью, сказала, что индейской крови в ее мальчике нет, только негритянская. В результате Ара стал черным братом, а Ник – красным братом. Вот только к Аре его кличка прижилась, а к Нику – нет.

– Будь моим братом, – сказал Корби. – Наша кровь теперь тоже смешалась.

Ник посмотрел на перемазанную в крови руку и как-то странно улыбнулся.

– Буду. Но, Корби, все, что ты делаешь, какое-то странное. Сумасшедшее. Чрезмерное.

Корби улыбнулся ему в ответ.

– Ты – белый брат. А я – красный. – Он тронул прядь над своим лбом.

– Да, действительно, – согласился Ник. – Нам тогда не хватало настоящего красного брата.

– Я индеец Джо.

Ник покачал головой.

– Ты псих. Мы убежали из отделения полиции. Из единственного места, где нам могли помочь. Андрея убили. Твоего деда убили. А мы просто едем в метро. Мы можем не дожить не то что до суда, но даже до поимки преступников.

– Ты боишься?

– Как любой нормальный человек. Но дело не в этом. Дело в том, что все, что ты сделал за последние дни, неразумно. Я хочу, чтобы ты это понял.

«Ты помнишь, что у нас был целый мир? Помнишь, какие ты придумывал игры?»

– Перестань, – сказал Корби. – Давай поиграем.

– Давай вернемся. И ты все расскажешь Крину.

– Ник, – вздохнул Корби, – все, что я делаю, разумно, потому что я достиг за последние два дня большего, чем ты. Вчера утром я хотел себя убить. А потом стал вспоминать свое детство, время до гибели родителей. И кажется, я что-то понял. Если мы сделаем то, о чем ты говоришь, смерть Андрея снова настигнет нас и на этот раз убьет. Она раздавит тебя и меня, сведет с ума. Мы снова увидим, как умирали наши родители, и никогда не выберемся из этого покалеченного мира.

Ник долго молчал.

– Ты Джек, – сказал Корби, – бедный фермер из Томстауна. Перекупщики земли оставили тебя без гроша. Я – индеец Джо, сбежавший из резервации. Ара – негр Джим, обокравший своих хозяев.

Корби вдруг почувствовал, как настроение изменилось. Ник слушал его. По-настоящему слушал.

– Мы вместе потому, что на нашей стороне больше никого нет. Мы банда. Мы ужас каньонов и гроза поездов. За наши головы дают по десять тысяч баксов.

– Но каждая охота оказывается неудачной, – вдруг ответил Ник. – Мы появляемся ночью и уходим на рассвете, оставляя за собой темные города. Шерифы бросают оружие, когда встречают нас в пустыне.

– Мы пахнем порохом и виски. Кровь на наших руках, – сжимая в кулак окровавленную ладонь, сказал Корби. – Женщины специально ищут нас, чтобы завести смелых детей.

– Днем и ночью мы мчимся под небом на наших вороных скакунах, – продолжал Ник. – Дым наших костров стелется по карнизам ущелий. Дым наших костров столбом поднимается в дикой степи. Мы везде и нигде. Никто не поймает нас, никто не остановит.

Поезд прошел мимо станции. Подростки спрятали окровавленные руки, и люди перестали обращать на них чрезмерное внимание.

– Но каждый знает, – закончил Корби, – грохот твоих револьверов, бесшумный блеск моих стрел и страшные всполохи пламени, вырывающиеся из винтовки черного Джима.

Друзья замолчали. Ник низко опустил голову. Через некоторое время он заговорил снова, но каким-то другим голосом, подавленным и осипшим.

– Я действительно почти забыл, что ты мой друг. Тогда, когда вы уже были в школе, я подошел к Андрею. Тогда что-то произошло. – Он дико и встревожено посмотрел на Корби. – Мне кажется, что я чего-то не могу вспомнить. Мне кажется, что Андрей был живой. Но ведь так не может быть?

– Наверное, не может, – удивленно ответил Корби. – Он же упал с третьего этажа.

Ник кивнул.

– Я слышал, что иногда люди выживают. Была история, когда с десятого этажа выбросился мужчина с ребенком. Мужчина умер на месте. А ребенок вообще не пострадал.

Корби вздохнул.

– Я забыл все свое детство после смерти родителей. Так что ты мог забыть.

– Я стоял над ним и так и не вызвал скорую, – пробормотал Ник. – Это сводит меня с ума. Я не помню, как я повернул за вами. Он мог умирать там те полчаса, что мы были в школе.

«Так вот в чем причина», – подумал Корби.

– Ник, – спросил он, – Ара сейчас один или со своей матерью?

– Она на работе. А он сидит дома. Но он поклялся ей, что никуда не уйдет.

– Тогда пойдем к нему.

– Ты собираешь банду?

– Да.

Корби наконец-то чувствовал, что они делают что-то правильное, чувствовал, что стал цельным человеком. С ним было его детство. Он снова мог придумывать те удивительные игры, о которых ему напомнил Комар. Он вернулся к Нику и вернул Ника.

Их поезд мчался вперед.

Глава 23

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Они вышли на следующей станции. На эскалаторе Ник обернулся к Корби и долго разглядывал его. У него явно было много вопросов, но он не мог выбрать, с какого начать.

– Где ты раздобыл такой прикид?

– Встретил друзей. Тех, с которыми общался до смерти родителей. После прыжка с парашютом от моей одежды почти ничего не осталось.

– Ты поехал к своим старым друзьям?

– Нет. Я поехал на свою старую квартиру. Думал, что смогу развести жильцов на деньги. Не получилось.

У Ника зазвонил телефон. Он вытащил его из кармана. Его лицо изменилось, когда он увидел, кто звонит.

– Да, – сказал он. Они вышли на улицу. Дождь начинал редеть, но лило еще достаточно сильно. Ник остановился под портиком, окружающим выход из метро. – Нет, я не скажу, где я. Потому что не могу. Я в порядке. Он тоже в порядке.

Корби подумал, что это либо из полиции, либо отец Ника.

– Он не убьет себя, и никому другому тоже не навредит. Нет, он не против, чтобы я говорил по телефону. Если ты думаешь, что я заложник, ты не прав. Так было только вначале.

«Отец», – понял Корби.

– Я не оставлю его, потому что он мой друг. Я не знаю. – Ник смотрел на дождь. – Я не скажу. – Трубка задребезжала от резонанса, Ник отстранил ее от уха. Видимо, его отец кричал. – Потому что я знаю, что ты сделаешь, если я скажу. – «Он никогда не врет», – с восхищением подумал Корби. Олег Борисович заговорил тише. – Я отвечаю за свои поступки.

Корби смотрел, как едут по мокрой улице машины, как спешат пешеходы, отряхивая зонты перед входом в метро.

– Да, я взрослый. Да, занимайся своими делами, как если бы меня не было. – Лицо Ника стало очень мрачным. – Когда-нибудь приду домой. Пока.

Он и Корби встретились глазами.

– Спасибо, – поблагодарил Корби.

Ник улыбнулся.

– Бежим, – сказал он, – вон наш автобус.

Они успели запрыгнуть в двери. Ник использовал свой проездной, Корби прошел через турникет вслед за ним.

– Надо предупредить его, что мы едем. – Ник снова достал телефон, но не спешил набирать номер и вертел мобильник на ладони. – Не знаю, может, я и перегнул палку, когда сказал, что он сойдет с ума, если ты еще будешь с ним общаться, но мне все равно как-то не по себе.

– Не говори ему про меня, – предложил Корби.

– Как? – удивился Ник.

– Просто, – пожал плечами Корби. – Он откроет дверь, и я покажусь. Пусть это будет сюрприз. А там посмотрим.

– Чтобы он не нервничал в ожидании?

– И это тоже.

Ник набрал номер черного брата. Тот снял трубку очень быстро. Корби вспомнил, как быстро ответил ему Ник, когда они созванивались два часа назад, и подумал, что в последние дни у его друзей вошло в привычку нервно хватать телефон.

– Привет. Ты как? Нет, мы с Крином так и не поговорили. Сейчас долго рассказывать, почему. Можно к тебе заехать?

В ответ Ара начал бурно что-то рассказывать.

Корби смотрел, как мимо проплывают мокрые улицы. Он ехал в микрорайон, в котором прожил четыре года. Теперь он уже не мог назвать эти места своим домом. Здесь была пустая квартира деда, а в ней – пустая комната Корби. Он пытался обжить ее, но она все равно оставалась бывшей комнатой бабушки. Все, что он туда принес, теперь казалось ему жалким мусором. Он увлекался роком, но не стал заниматься им так основательно, как Комар. Он общался с друзьями, но не мог пригласить их к себе в гости. Он воевал со стариком, но того больше нет. Он готовился поступать на юрфак, но это больше не нужно. Его плакаты, книги, диски, ноутбук, фотография родителей, немного одежды и щеколда-запор на двери – всего этого слишком мало, чтобы сделать место по-настоящему своим.

– Я уже в автобусе. Да, давай. – Ник сбросил вызов. – Ара нас ждет. Точнее, меня.

Корби кивнул.

– Ты в порядке?

– Пункт адаптации для тех, кто потерял все.

– Что?

– Я думал про свою комнату, про мертвого деда и про то, как мало мне было нужно в эти четыре года.

– Мне казалось, ты больше не думаешь о мрачном.

Корби усмехнулся и провел рукой от середины лба к виску – откинул алую прядь.

Когда они вошли во двор Ариного дома, дождь уже закончился и на небе появился первый голубой просвет, хотя солнце все еще скрывалось за тучами. Ручейки воды журчали, устремляясь к водостокам, с деревьев и козырьков подъездов капало, асфальт был черным, а машины стояли мокрые.

Примерно в тридцати метрах от подъезда Ары Корби стало не по себе. Он почувствовал чье-то внимание, в поле которого не хотелось находиться. Это ощущение было настолько сильным, что перекрыло тревожное ожидание встречи с черным братом. Корби оглянулся. Ему казалось, что в него уперся чужой холодный взгляд. Все равно, что идти ночью по улице и вдруг заметить, что кто-то идет за тобой след в след. Только был день, светло, и пустой двор.

– Ник, – сказал Корби.

– Что?

– Не знаю. – Ник удивленно посмотрел на него. – Там машина с темными стеклами.

– Думаешь, здесь стоит наружка?

– Не знаю. Пойдем быстрее.

Пока Ник набирал код домофона, Корби стоял, прижавшись спиной к стене подъезда, и смотрел на двор. Ему пришла в голову картинка из комедийных боевиков про шпионов: некий агент выходит на площадь и острым взглядом сразу определяет ситуацию. «Вон в той машине сидят люди из МИ-6, – говорит он товарищу, – а на этой крыше – пара снайперов ЦРУ. Торговец хот-догами – это русский разведчик, а старушка у фонтана носит в сумочке секретное оружие Моссад». Здесь ничего такого не было.

– Ара, – сказал Ник, – это я. Откроешь?

– Привет, – ответил слабый, искаженный шипением голос черного брата. – Заходи.

Корби поразила какая-то невероятно грустная нотка, с которой он это сказал. Дверь подъезда щелкнула и открылась, они вошли внутрь. В темноте серели почтовые ящики, горел одинокий, прожженный чьим-то окурком огонек вызова лифта, слабый сквозняк шуршал целлофаном и вытягивал из мрака запахи краски и сырого бетона.

– Моего деда убили в подъезде, – сказал Корби.

Ник оглянул темноту.

– Это когда ты ездил на свою старую квартиру?

– Да. Дед приехал за деньгами жильцов. Там его и убили.

Кабина лифта открылась, свет тусклым желтым прямоугольником упал на пол подъезда. Тьма отступила. Они зашли в лифт.

– Видишь, – сказал Ник, – никого.

Лифт остановился на этаже. Дверь Ариной квартира была открыта, но черный брат предусмотрительно держал ее на цепочке.

– Ник? – окликнул он.

– Да, – сказал Ник. Ара скинул цепочку, открыл дверь. Его лица было почти не видно, только блестели глаза.

Корби, неузнаваемый, с алой прядью над левым глазом, стоял в трех метрах от него. Ару будто качнуло: сначала от него, потом – к нему. Корби показалось, что черный брат сейчас упадет, и он бросился вперед. Они обнялись. Тело Ары было тонким, гибким и таким горячим, словно его лихорадило. Корби почувствовал, как руки друга стискивают его спину, а дыхание щекочет шею. Все смешалось в его сознании, словно они были все вместе у ручья, только они и больше никого, в мире за пределами мира. Ветви и солнце, облака и листья кружились у него над головой, он падал в небо и вспоминал, как они на велосипедах мчались через непроглядные кукурузные поля и желтое море подсолнухов, как щелкали семечки и пытались варить незрелую кукурузу. Ворованные пожарные шланги становились тарзанками – без сидений, только узлы на концах, на которые еле-еле умещались сведенные от напряжения стопы. Они качались над высоким обрывом реки и падали в воду. Корби помнил, как Ник, лежа животом на огромной дубовой ветке, до неба раскачал их с Арой, как ветка обломилась, и они все трое полетели в воду… Последние годы в школе прошли в напряженном ожидании конца детства, но конец так и не наступил, они снова здесь, и светит солнце. Это было как татуировка, только изнутри, их маленькая каперская грамота, их чудесный ордер на то, чтобы менять все вещи к лучшему.

– Живой, – сказал Ара, – целый.

– И ты, – ответил Корби. Ник смотрел на них. Его лицо дрогнуло. – Осторожно, у меня руки в крови.

Ара, наконец, отпустил его, закрыл дверь.

– Откуда кровь?

– Руку порезал.

– Мы побратались, – объяснил Ник, – как с тобой в детстве.

– Я теперь красный брат, – представился Корби. – А Ник – белый.

Ара засмеялся, его глаза засверкали, как в то утро, когда он придумал проделку с церковным вином.

– Вы вместе. Мы вместе.

– Мы – банда, – сказал Корби. – Мы теперь будем вместе всегда. То, что случилось позавчера, не должно пройти просто так.

Ара вдруг прислонился к стене коридора, обмяк, сполз и сел прямо на пол.

– Ара, – испуганно позвал Ник.

Ара закрыл глаза.

– Все нормально. Просто кружится голова. – Он запустил пальцы в густые волосы. На его запястьях, как обычно, золотились фенечки.

– Точно нормально? – спросил Ник. – Сколько пальцев?

– Девять. Десятый ты потерял в битве за галактику Сепек. Вы оба, снимайте ботинки и идите мыть руки. Я сейчас встану. – Он сидел не шевелясь и улыбался.

Корби расшнуровал кроссовки Комара и первым зашел в ванную. Когда он сунул руки под кран, вода окрасилась красным. Он осторожно оттирал запекшуюся кровь и слушал, как Ник и Ара разговаривают в прихожей.

– Вы встретились в полиции? Корби им все объяснил?

– Нет. Он перехватил меня у входа в отделение, и мы убежали.

– Как настоящая банда.

Ник рассказал Аре про красного Джо, белого Джека и черного Джима, про их оружие и кровавый путь. Розовая от крови вода с журчанием втягивалась в сливное отверстие. В порезанные пальцы пришла тягучая ноющая боль. Корби вытер руку полотенцем и увидел, что ранки припухли и снова кровоточат.

– А перекись есть? – спросил он.

– Да, сейчас. – Ара поднялся с пола и через минуту принес баночку из темного стекла. Корби облил свои порезы белой шипучей жидкостью и смотрел, как сворачивается кровь. Ник отмыл руки вслед за ним.

Когда они уже заканчивали, в дверь позвонили. Они переглянулись.

– Кто это может быть? – спросил Ара. Ник выключил воду. Тишина. Потом позвонили снова. – Я пойду с ними поговорю.

Что-то было не так. Что-то было не так с того самого момента, как они подошли к этому дому. Корби поймал Ару за руку.

– Ничего не говори, – шепотом сказал он. – Просто посмотри в глазок.

Ара так и сделал. Он тихо подошел к двери, бесшумно сдвинул диск глазка и заглянул в коридор.

– Кто там? – еле слышно спросил Ник.

Ара закрыл глазок.

– Крин, – одними губами сообщил он. – Надо открыть.

– Нельзя, – сказал Корби. – Меня задержат или даже упрячут в психушку.

Новый звонок, дребезжащая трель прямо над головой. Они вздрогнули. Ник жестом показал: «Отойдем от двери». Все трое зашли на кухню.

– Он так быстро нашел нас. Что будем делать?

В дверь заколотили.

– Я знаю, что вы здесь! – крикнул следователь. – Не вынуждайте меня принимать меры.

– Он не может войти, – сказал Корби. – Я же готовился поступать на юриста. Чтобы войти на территорию частной собственности, нужен ордер или разрешение владельца.

Крин продолжал звонить и стучать.

– Он говорит про меры, – отметил Ник.

– Это и есть ордер. Но так как мы не воры и не убийцы, он может вообще никогда его не получить. А если и получит, то не раньше, чем через несколько часов.

– Но мы свидетели по делу о двух убийствах. И сейчас мы явно препятствуем следствию.

– Он и не будет получать ордер, – сказал Ара. – Скоро он догадается позвонить моей маме, а она приедет и без всякого ордера откроет ему дверь. – В его голосе прозвучали истерические нотки. – И она будет очень сердиться.

– Страх не помешал тебе украсть церковное вино, – сказал Корби. Черный брат поморщился.

– Мне через месяц восемнадцать, а она таскает меня за руку.

В коридоре внезапно наступила тишина.

– Что это он? – тревожно спросил Ник.

– Понял, что мы не откроем, – ответил Корби. Ара сглотнул. – Давайте убежим.

– Мимо Крина?

– В окно.

– Это же третий этаж.

– Если спускаться с кухни, то только второй, – поправил Ника Ара. – Там крыша супермаркета.

– И как мы спустимся? Свяжем канат из простыней?

– Если мы банда, – ответил Корби, – это не преграда.

– Есть идея. У меня раньше стояла детская стенка. До ремонта пять лет назад. Я знаю, где она. – Ара вскочил, взял табуретку и пошел с ней в коридор.

– О чем это он? – не понял Корби. – Я, видимо, это не застал.

– Это маленький спортивный комплекс, – объяснил Ник. – Трапеция, кольца и веревочная лестница.

– Веревочная лестница, – повторил Корби.

– Дошло. Ара, найдешь ее сейчас?

Черный брат посмотрел на Ника, потом на Корби. Его глаза потухли, губы задрожали.

– Корби, – сказал он, – нам надо открыть дверь.

– Почему?

– Потому что будет плохо. Я не хочу снова раскаиваться. – Ара опустил голову и смотрел в пол. – Я не хочу предавать своих обещаний, и не хочу, чтобы еще кто-нибудь умер. А этим все может кончиться. Как в прошлый раз.

Корби и Ник смотрели на него. «Вот так всегда, – подумал Корби, – люди хотят что-то сделать, а потом отступают, стоит им увидеть, что под ногами пропасть. Они мучаются этим всю жизнь, передают это дальше, своим детям – причастие слабости и страха, кусочек всеобщей правды, испуганного знания о том, что убивают тех, кто стал чуть лучше и захотел чуть большего».

– Ты в любом случае предашь, – медленно произнес он. – Либо нашу дружбу, либо свое слово.

Ник перевел взгляд на Корби.

– Я сказал тебе, что Ара зарекся выходить из дома без матери. Ты опять устроил шантаж.

Корби спокойно смотрел ему в глаза.

– Это не шантаж. Это выбор.

– Я дам тебе убежать, а потом открою Крину, – вдруг решил Ара. – Это будет правильно.

– Нет, – покачал головой Корби. – Если мы порознь, это не правильно.

Ара взял табуретку и вышел в коридор. Оттуда раздался скрип и грохот. Корби бросился за ним. Ара стоял на табуретке перед открытой антресолью и пытался вытащить легкую, но очень большую коробку.

– Что ты делаешь?

– Помогай, брат, – срывающимся голосом ответил Ара. Корби принял коробку из его рук и поставил к стене. Вещи пошли конвейером: пара старых чемоданов, пластиковая новогодняя елка, лыжи и лыжные палки, коробки с пазлами – последствие былого увлечения Ариной мамы, запыленный куб старого аквариума – его черный брат передал очень осторожно. Ник подошел и составил третье звено цепи. За пять минут они разгрузили половину антресоли. Работая, Ара успокаивался.

– Есть, – наконец, сообщил он. Чихая от пыли, он вытянул из глубины длинный и тяжелый холщовый мешок с завернутыми в него стальными трубками. Корби догадался, что из них когда-то собирался тренажер. Ара растянул горловину мешка и пошарил внутри. На свет явился хаос из веревок и лакированных деревянных перекладин. Черный брат начал распутывать эту мешанину, и вскоре лестница, качаясь, повисла у него на руках. Она была длинная, от потолка до пола.

– То, что надо, – обрадовался Корби.

– Но это только один этаж, – скептически заметил Ник.

– Там стоят кондиционеры. Мы спустимся на них. – Ара спрыгнул вниз с табуретки и, волоча лестницу за собой, пошел обратно на кухню. Зазвонил телефон. Черный брат остановился. Корби думал, что он не ответит, но Ара снял трубку.

– Мама. – Его лицо немного побледнело, но не так сильно, как после смерти Андрея. Он крепко сжимал трубку. Его взгляд остановился на Корби. – Мама, прости, но я больше не могу тебя слушаться. – Он положил трубку, его губы дернулись, складываясь в странную нервную улыбку – казалось, он одновременно хочет заплакать и засмеяться.

– Спасибо, – тихо поблагодарил Корби. Ник молчал. Ара на несколько секунд закрыл глаза.

– Мне жалко ее. Она же с ума сойдет.

Не говоря больше ни слова, он сложил лестницу под окном кухни и начал переставлять с подоконника на стол цветочные горшки.

Банда стала бандой.

Глава 24

ДРАЙВ

Корби открыл широкое окно, и в комнату ворвался свежий, пропитанный запахом дождя воздух.

– Я могу взять немного вещей, – сказал Ара. – Что нам нужно?

– Зависит от того, что мы будем делать дальше, – ответил Ник. Они оба посмотрели на Корби. Корби молчал. Плана у него не было. Он просто знал, что если они не уйдут сейчас, все станет так же плохо, как вчера утром, или даже хуже. – Сколько ты можешь взять денег?

– Рублей пятьсот.

– Всего?

– Я не хочу грабить маму. Я могу взять больше, но это хуже чем просто убежать. Это все равно что второй раз украсть вино.

Корби вспомнил, как сидел над своим рюкзаком и пересчитывал краденые деньги, как дед, шипя ругательства, выкручивал ему ухо. Он подумал, что это должно прекратиться. Пусть их банда станет такой, какой ее с самого начала хотел видеть Ник. Пусть побег Ары будет последним плохим делом, последним предательством.

– Ты не будешь брать мамины деньги, – сказал он, – но ты одолжишь мне джинсы, майку и кроссовки.

– Зачем?

– Я поклялся жизнью, что верну те вещи, которые сейчас на мне. Поскольку я все еще жив, это надо сделать.

Ник странно посмотрел на него. По его глазам было видно, что он помнит про нож в кармане Корби.

– У меня есть старые кроссовки, – сказал Ара.

– Отлично. Только бы пришлись по ноге.

– Не сомневайся, они разношенные.

Они прошли в его комнату. Здесь было очень светло. Монитор компьютера был сдвинут в сторону, на широком письменном столе стояли плоские ячеистые коробки, в них всеми цветами радуги сверкал бисер. Ара перехватил взгляд Корби.

– Я пытался успокоиться. – Он распахнул скрипучие двери старого платяного шкафа и бросил Корби белую майку. Корби поймал ее. – Пойдет?

На майке был Eminem .

– Пойдет. Переквалифицируюсь в рэпера. – Корби стянул через голову майку Комара. Ара посмотрел на него и замер.

– Это отец Андрея?

– Что? – не понял Корби.

– Тебя избил. Ты весь в синяках.

Корби посмотрел на свой живот. При свете распогодившегося дня под кожей стали заметны темные пятна кровоизлияний. Он побыстрее натянул майку.

– Не только. Я больше пострадал, когда от него убегал.

Ара протянул ему джинсы. Они были сношенные, но хорошие, не такие залихватские, как у Комара.

– Карточка, – вдруг вспомнил Корби. – Карточка Андрея. У кого она?

– У меня.

– Ты не отдал ее Крину?

– Перед вторым допросом хотел. Но когда мы с Ником стали это обсуждать, выяснилось, что все вранье разваливается, если изменить хоть одно показание.

Корби кивнул.

– Переодевайся быстрее, мама может прийти уже с минуты на минуту.

– А где она?

– Сейчас у девочек-близняшек. – Мать Ары работала репетитором французского. – От них ехать всего полчаса.

Корби в темпе сменил джинсы. Ему стало комфортнее.

– Что еще нужно?

– Кепка – спрятать прядь, и рюкзак, чтобы сложить вещи.

Ара вручил ему свой старый рюкзак и белую рэперскую кепку. Пока Корби складывал вещи Комара, черный брат рассовал по своим карманам кошелек, мобильник и другие мелочи. Когда они вернулись на кухню, Ник уже выпустил лестницу за окно, продел свободные концы стропил под звеньями батареи и хорошо завязал. Корби проверил узлы.

– А батарея точно выдержит?

Ник ухватился за батарею и попробовал ее раскачать. Она не шелохнулась.

– Выдержит.

Ара принес их обувь. Было странно стоять на кухне, как в прихожей, и чувствовать, что окно превратилось в дверь.

– Кто первый?

– Я, – сказал Корби.

– У тебя порезанные пальцы, – напомнил Ник.

– Если кто-нибудь из нас разобьется, пусть лучше это буду я.

– Ты не разобьешься, – слегка испуганно сказал Ара.

Корби улыбнулся.

– Тогда не о чем волноваться.

Ему пришлось лечь животом на карниз, и почти минуту он не мог сдвинуться дальше: не удавалось поставить ноги на ступеньки, круглые перекладины прижимались к стене и выкатывались из-под мысков кроссовок. Наконец, Корби подцепил одну из них и медленно, проверяя каждое движение, вылез за окно. Ара и Ник придерживали его за плечи. Порезанной руке было больно, но Корби терпел. Дальше было легче. Веревочная лестница поскрипывала под его весом, пока он спускался.

– Осторожно, – предупредил Ник, – сейчас должны закончиться ступеньки.

Корби сделал еще несколько шагов вниз и почувствовал, что у него под ногами пустота. Пришлось повиснуть на руках. Качаясь и натирая кожу на пальцах, он продолжил спуск. Если что-то пойдет не так, назад они уже не залезут: подтягиваться вверх по такой лестнице смог бы только очень тренированный человек.

В стене под ним обнаружилась ниша. Когда его руки дошли до предпоследней ступеньки лестницы, он понял, что это не ниша, а окно, ведущее на кухню квартиры второго этажа. Корби одолел последнюю ступеньку и повис; на мгновение его охватил страх, что лестница закончилась и обратно ему не подняться, а до крыши супермаркета все еще слишком далеко – но секундой спустя его ноги нашли спасительную опору: карниз окна. Сквозь стекло Корби увидел чужую кухню. За обеденным столом на высоком стульчике сидел четырехлетний мальчик. Он тоже смотрел на Корби, его рот был приоткрыт, а рука с ложкой, полной разведенных в молоке шоколадных хлопьев, застыла в воздухе. Корби показался мальчику язык. Тот засмеялся. Ноги надежно стояли на карнизе, и Корби позволил себе освободить левую руку. Он осмотрелся в поисках опоры. Форточка была открыта, и Корби удалось ухватиться за раму окна. Он повис в опасном положении: крыша супермаркета была в двух с лишним метрах под ним.

– Кондиционеры, – подсказал сверху Ара. – Прыгай на них.

Кондиционеры – огромные белые монолиты с забранными мелкой решеткой круглыми поддувами – стояли не прямо под стеной, а примерно в метре от нее. Корби казалось, что либо под ним провалится решетка, либо он промахнется и ударится об угол стального ящика. «Будет глупо, если после всего, что случилось, я здесь сверну себе шею», – подумал он и с криком прыгнул. Решетка лязгнула, но не провалилась. Он замер с часто бьющимся сердцем. Кондиционер негромко шумел под ногами, белый корпус вибрировал, и тело вибрировало вместе с ним. Корби посмотрел вверх. Ник показал ему большой палец. Корби сел на край кондиционера и спрыгнул оттуда на крышу. Он почувствовал безумную свободу.

Ара полез следом, его ноги уже стояли на средней перекладине веревочной лестницы. Из-за туч выглянуло солнце, фенечки на запястьях черного брата вспыхнули золотыми бликами. Корби встал под лестницей и страховал, но помощь не понадобилась: Ара в точности повторил его маневр, коснулся ногами карниза окна, переставил руку на раму форточки, помахал мальчику, прицелился и прыгнул. Ник шел последним. Сверху его никто не страховал, и Корби с замиранием смотрел, как он спускает ноги за окно и переворачивается на живот. Вот он начал ловить перекладину лестницы мыском ботинка, не поймал – раз, другой; в его действиях было что-то лихорадочное.

– Ник! – крикнул Корби. – Спокойней!

Ара спрыгнул с кондиционера и присоединился к Корби.

– Что он делает?

Ник перестал искать опору и просто выскользнул за окно. Мгновение казалось, что он сейчас сорвется, но он как-то умудрился повиснуть под карнизом на одних кончиках пальцев. В тот же момент из квартиры донесся женский крик. Корби понял, что мать Ары уже пришла. Ник дрожал всем телом, пальцы соскакивали с гнущегося металлического бортика. Он пытался снова встать ногами на лестницу, но ему это никак не удавалось. Из окна высунулся Крин. Он увидел Корби и Ару внизу на крыше, увидел Ника – и схватил его за руку. Другая рука Ника сорвалась, он повис в воздухе. Мгновение его держал только Крин, потом Ник смог по-настоящему ухватиться за лестницу и вырвал руку. Он повернулся к стене боком, так что перекладины лестницы оказались между его руками, и быстро пошел вниз. Он был не таким ловким, как его друзья, но превосходил их в силе. Несколько долгих мгновений Крин обессиленно смотрел на подростка, которому только что спас жизнь, потом бросился обратно в квартиру.

– Он нас обойдет, – сказал Ара.

Ник поставил ноги на оконный карниз и, не перехватываясь, прыгнул. Решетка кондиционера жестко грохнула под его ногами. Еще через мгновение он спрыгнул на крышу, тяжело дыша.

– Бежим! – крикнул Корби.

К стене супермаркета был пристроен трансформатор (несколько лет назад они даже забирались на него). Они вихрем пронеслись по крыше, их кроссовки подняли в воздух тучи серебристых брызг.

– Стойте! – закричала у них за спиной мать Ары. Ара, не оборачивасяь, прыгнул на залитую варом крышу трансформаторной будки, с нее быстро спустился на землю. Корби и Ник последовали за ним. Крина нигде не было видно, но Корби знал, что очень скоро следователь начнет их нагонять. Возможно, на машине.

– Сюда, – позвал он, и побежал вокруг дома, снова во двор, навстречу Крину.

– Ты спятил! – вскрикнул Ник.

– Спрячемся, – еле дыша, ответил Корби. Он выжал максимальную скорость и бежал даже быстрее, чем тогда, когда его гнали охранники Токомина. Сейчас он знал, что бежать недалеко: либо успеют, либо нет. Они пересекли газон, обогнули угол дома и увидели спуск в подвал, к которому их вел Корби. Не считая ступеней, Корби прыгнул вниз. Его руки ударились о бетонную стену, он задохнулся от боли. Ара и Ник налетели на него сзади, и они все повалились на асфальтированный пол. Наступила тишина. Корби слышал лишь стук сердца и дыхание друзей. В закутке пахло мочой, от двери подвала тянуло холодом. Прошла секунда, и мимо кто-то пробежал: один человек, потом второй. Корби чуть приподнял голову и увидел, как спина Крина исчезла за углом дома.

– Есть, – выдохнул он.

– Хитро, – похвалил Ник. Они выбрались из укрытия, быстрым шагом, иногда переходя на бег, пересекли двор и вышли на следующую улицу. Им повезло: к остановке в ста метрах впереди подходил автобус.

– Какой номер? – спросил Ара.

– Неважно. Главное – скрыться.

Они побежали снова. Автобус закрыл двери и начал отходить от остановки, но Корби замахал ему рукой. Водитель увидел шальных ребят, бегущих по обочине дороги, притормозил. Они запрыгнули внутрь. Ник открыл турникет своим проездным, они прошли за ним. Ара упал на ближайшее сиденье, его лицо выглядело изможденным, но он улыбался. Корби сел напротив него. Ник сложил руки на поручне и встал рядом с ними.

– Ставки за наши головы повышаются, – сказал Корби. Они рассмеялись.

– Что будем делать дальше? – спросил Ник.

– Поедем в клуб «Сакрифайс». – Он вкратце рассказал им про уговор с Комаром.

Клуб располагался в полуподвальном этаже старой четырехэтажки. Парадный вход был с квадратного двора, одну половину которого занимала автостоянка элитного многоквартирного дома, а другая, ближе к клубу, превратилась в площадку для мастеров граффити. По кирпичным стенам зданий струились и перетекали белые, голубые и фиолетовые фантастические лица. В одном из них Корби угадал Курта Кобейна.

– Художник был психопатом, – заметил Ник, когда они дошли до середины двора.

– Почему? – спросил Ара.

– Я здесь не всех узнаю, – сказал Ник, кивнув на лица, – но все, кого я знаю – это покончившие с собой музыканты. Йен Кертис. Курт Кобейн. Ингве Олин и Дейв Леппард. Вы их не знаете. Это шведские металлисты.

Корби стало слегка не по себе.

– Клуб называется «жертвоприношение». Наверное, поэтому такая подборка.

На афишах перед входом висели объявления концертов, листки с предложениями арендовать помещения клуба для репетиции или поступить в школу молодых музыкантов. Корби толкнул дверь, и ребята вошли внутрь. Слева была маленькая касса, справа – закрытая на лето раздевалка. Они прошли мимо нее и наткнулись на охранника.

– Билеты, – преграждая им путь, потребовал тот. Из глубины клуба доносилась приглушенная музыка.

– А сколько стоит вход?

– Двести.

– Со всех или с человека? – без надежды уточнил Корби. Охранник усмехнулся.

– Прикалываешься? С человека.

Корби переглянулся с друзьями.

– У меня ровно пятьсот, – напомнил Ара.

– У меня только мелочь, – сказал Ник. – Может, рублей пятьдесят наберу.

– Вы вообще совершеннолетние? – спросил охранник.

– У вас же там таблички висят про кружки для детей.

– Сегодня концерт и пиво. С четырех пускаем только старше восемнадцати.

– Пошли, – сказал Ник. – Неважно, сколько нам лет, у нас все равно нет таких денег.

Они поднялись обратно на улицу. Лица музыкантов смотрели на них своими нарисованными глазами.

– И что теперь? – спросил Ара.

– Похоже, твой друг тебя кинул, – сказал Ник. – Или рассчитывает, что ты заплатишь за вход.

– Давайте позвоним ему, – предложил Корби. – Я с его телефона звонил тебе. Он должен был остаться.

Ник достал мобильник, пролистал последние вызовы.

– Есть. Держи.

Корби взял трубку. Некоторое время на линии были только гудки, потом Комар снял трубку.

– Это кто?

– Корби. Стою у входа в клуб. Не пускают.

– Срань господня! Ты пришел.

– С друзьями.

– Это хорошо. Ждите. Я выйду через минуту.

Корби вернул Нику телефон.

– Должен вас кое о чем предупредить. У Комара тяжелый характер, и, когда мы познакомились, он бесил всех, кроме меня.

– Комара? – переспросил Ник.

– Его так зовут все сверстники. Даже малознакомые.

– Понятно, – сказал Ара.

Двери клуба открылись, и появился Комар. Он выглядел забавно – Корби заподозрил, что Аня отдала ему свои старые джинсы, а кроссовки он, очевидно, не смог раздобыть, поэтому на ногах у него были лакированные ботинки, выглядевшие совершенно неуместно.

– Красная челка, – сказал Ник. – Что-то напоминает.

Комар увидел Корби и весь дернулся.

– Где мои шмотки? Ты убил мои шмотки?!

Корби скинул с плеча Арин рюкзак.

– Все здесь. Успокойся.

Комар выхватил рюкзак у него из рук.

– Что ты с ними сделал? То же, что и с прежними?

– Просто снял, чтобы целее были. Я в его одежде. – Корби указал на Ару.

– Этот негр – твой друг?

Черный брат поднял брови.

– Ара и Ник, – представил Корби. – А это Комар.

Ник протянул Комару руку. Вместо того, чтобы ее пожать, Комар открыто его разглядывал.

– Значит, вы друзья. Ну, пойдемте, раз никому из вас не хватило мозгов войти самому. – Он закинул рюкзак со своими вещами за плечо и пошел в клуб. Ник и Ара переглянулись.

– Пойдем, – сказал Корби. Они пошли за Комаром. Тот остановился перед охранником.

– Это группа. Вот ударник, – он ткнул в Ника, – видишь, руки жилистые какие. А это басист, – он ткнул в Ару, – ему почти ничего делать не надо. Гитарист и фронтмен, – Комар показал на Корби, – просто звезда.

Корби видел, что Ник не может скрыть скептического выражения.

– А где их инструменты?

– Да ты че, мужик? Сюда без инструментов ходят. Я же без гитары.

– Раньше ходил с гитарой.

– А теперь без гитары. И они без инструментов.

– Ну и как они докажут, что они группа?

– Послушай, ты же меня знаешь.

– Тебя знаю. А их – нет.

– Да они классные музыканты. Отлично играют. Лучше меня.

Громила сонными глазками изучал Корби и его друзей.

– Классные, значит. А почему сразу не сказали, что группа?

– Ну мы же все равно не в зал пойдем, – устало сказал Корби. – Деньги надо платить за вход на концерт, а мы туда пойдем, в комнаты.

Охранник причмокнул губами.

– Ладно. Зайду проверю, как вы там играете. Если не играть пришли, никогда больше сюда не вернетесь. И ты тоже. – Он ткнул пальцем в грудь Комара. Комар поднял руки, как будто на него навели не палец, а дуло пистолета.

– Ладно, ладно, будем играть. – Он повернулся к Корби и остальным. – Ведь будем играть?

Ара нерешительно кивнул.

– Вот и зашибись. – Комар отстранил руку охранника и вошел в клуб. Они последовали за ним.

– Классные музыканты, – повторил Ник. – И как мы будем играть?

– Да он забудет, – отмахнулся Комар. – В зал мы действительно не пойдем, а что мы там делаем, ему плевать.

Музыка зазвучала громче, потом они свернули в боковой коридор, и она снова начала отдаляться. Горели тусклые лампы, вдоль стен извивались нарисованные руки и лица. И Корби охватило странное предчувствие.

Глава 25

УПУЩЕННОЕ ЗВЕНО

В помещениях клуба было жарко, витали запахи табака, электричества, старой мебели. В полутьме расходящихся коридоров фосфорически мерцали зеленым и голубым призрачные лица, искаженные черты охватывали рамы нарисованных окон, за которыми открывался вид на фантастический черно-желтый город с дождливыми ночными улицами, полными темных пешеходов в плащах и шляпах. Поверх безумных рисунков кто-то повесил фотографии в рамках: дети и подростки из школы современной музыки.

– Странное место, – сказал Ник.

– Рыжей бы здесь понравилось, – заметил Ара. – Да и всем «Зеленым Созданиям», наверное.

– Кто это? – поинтересовался Комар.

– Местная группа из нашего района.

– Значит, вы в теме?

– Рыжая, их ударник – моя девушка.

– А ты? – Комар глянул на Ника.

– Слушаю металл, – лаконично сообщил Ник.

– Слушает металл, – с выражением повторил Комар. Ник пристальным и одновременно рассеянным взглядом скользил по настенным граффити. Корби подумал, что с ним что-то не в порядке, но спросить не успел.

– Сюда, – позвал Комар, толкнул одну из дверей, и они оказались в маленьком зале – стены и потолок закрыты металлическими сетками, из-под которых торчит дранка звукоизоляции, по углам серые кубы колонок. На составленных вместе стульях светился огоньками запутавшийся в проводах микшерный пульт. В центре помещения на коленях стоял огромный парень с чуть ли не полуметровым зеленым хайром над головой и возился, выстраивая гирлянду из гитарных педалей. А в кресле рядом с пультом сидел мальчишка с дредами. Он помахал вошедшим рукой, и Комар подошел к нему.

– Это кто? – спросил мальчишка.

– Они не будут арендовать инструменты. Мы просто посидим, хорошо?

– Лады. Добро. Чувствуйте себя как дома.

Комар вывел Корби и его друзей обратно в коридор. Они пошли назад, потом повернули в какую-то другую сторону.

– А он кто? – поинтересовался Корби.

– Этого чела зовут Главный. Он как бы никто, но об аренде инструментов договариваются с ним. – Комар провел их в пустую комнату. На столе у стены горела настольная лампа, в круг ее света попадала мятая ученическая тетрадь, обрывок гитарной струны, пачка сигарет и пустая бутылка из-под пива. Дальше начинался полумрак, в котором угадывались очертания ударной установки.

– Вот здесь я и музицирую. На этих двух крошках. – Комар показал в угол, справа от входа в комнату. Там на подставках стояли две гитары. Ник присел на корточки рядом с ними, его лицо скрывала полутьма. – За барабанами пиво. Можете брать.

– Хорошо. – Корби запрокинул голову и посмотрел вверх. Высокий потолок, под ним какие-то трубы.

– А можно посидеть за установкой? – спросил Ара.

– Да, вперед. Она все равно говенная, так что ею здесь почти никто не пользуется. – Комар плюхнулся в большое раздолбанное кресло, открыл рюкзак Ары и начал придирчиво изучать свою одежду. Корби медленно двинулся вдоль стены, затянутой драпом, под которым угадывалась металлическая сетка, такая же, как в зале с Главным. Ник прижал, а потом отпустил струны гитары; та еле слышно тренькнула. Корби охватило странное чувство, что он уже был здесь, чувствовал эту душную смесь запахов, видел этот свет, эти стены с рисунками, эти инструменты. У него начала слабо болеть голова. Он подумал, что это от духоты и усталости, но больше всего от того, что он не знает, что делать дальше. Он обернулся и осторожно взглянул на друзей. Ара сидел за ударной установкой, но не барабанил. Лицо Ника тонуло в полумраке, только блестели глаза. Он внимательно рассматривал гитары. Одна была красная с треугольной декой, другая – черная с обтекаемой декой, изгибающейся у основания грифа двумя вершинами-полумесяцами. Под струны на гриф кто-то наклеил вырезанные из бумаги желтые осенние листочки.

Корби поймал себя на том, что вместе со слабой головной болью к нему в голову пришел странный туман. «Надо сосредоточиться, – через силу подумал он. – Скоро они спросят меня о том, что мы будем делать дальше. И что я им отвечу?». Из задумчивости его вывел нервный возглас Комара.

– Чья это кровь?

Корби обернулся. На лице Комара застыла брезгливая гримаса. Двумя пальцами он держал окровавленный Анин нож.

– Моя, – ответил Корби.

– Ага. Судя по виду ножа, она вытекла вся, и я говорю с призраком.

– Я порезал только пальцы на руке. – Корби показал Комару тыльную сторону своей ладони. Через подушечки его пальцев шла кривая полоса запекшейся крови. – Естественное следствие ношения ножа в кармане лезвием вверх. Извини, если испачкал твои джинсы.

– Почти не испачкал. Ты как-то отчаянно все делаешь.

– Ты ходил с ножом? – спросил Ара.

– Какое-то время мне казалось, что он может понадобиться.

– Думал, тебя прирежут, как твоего дедушку? – уточнил Комар.

– И это тоже.

– Знаешь, я думал, что ты не приедешь. Я даже был в этом уверен. – Комар нервно покачивал в руке одну из своих кроссовок. – И знаешь что еще?

Корби сел за стол напротив него.

– Нет.

– Мне было довольно спокойно. В смысле, я не парился. Сказал себе, что никогда не увижу свои гребаные вещи и никогда не увижу этого гребаного засранца, и мне стало спокойно. – Комар бросил кроссовку на пол. Звук падения вышел глухим и слабым, потонул в ватной тишине звукопоглощающих стен. – А теперь выходит, что мы все еще друзья, раз ты вернул мне мои шмотки. Ты ходил с окровавленным ножом в моем кармане. И я начинаю париться.

– Ты знаешь обо всем, что случилось, – сказал Корби. – Погиб мой одноклассник. Его убили какие-то люди. А мы трое это видели. Потом убили моего деда. Это главные вещи.

– А Ане утром ты сказал другое. Про похищение, про сумасшедшего психиатра.

Корби стянул с головы кепку, бросил ее на стол; алая прядь высвободилась и упала на лоб.

– Все это связано. В ночь после смерти Андрея у меня поехала крыша. Дед нанял черного психиатра, и они не дали мне покончить с собой.

Ара тихо зазвенел тарелкой. Корби вдруг осознал, что черный брат до сих пор ничего не знал об этом.

– Потом я сбежал из отделения. Думал, что найду способ убить себя, когда мне никто не будет мешать. Но меня похитил сумасшедший отец погибшего парня.

– Карточка, – сказал Ара. Он встал из-за ударной установки, снова нечаянно звякнув тарелками, подошел к Корби и выложил в центр стола белый прямоугольник « West Wind ».

– Да. Помнишь, я тебе, Паше и Ане рассказывал, что было пари? – спросил Корби. Комар кивнул, переводя сосредоточенный взгляд с Корби на его друзей и обратно. – Это магнитный ключ. То, что украл Андрей. Его отец – бизнесмен, работает в сфере строительства. Его люди отвезли меня в строящийся небоскреб в Москва-Сити, где все открывается такими же карточками.

– Зачем ты ему все это рассказываешь? – вдруг взорвался Ник. Корби удивленно посмотрел на него. – Кто он такой? Какое отношение он имеет ко всему этому? К этой истории? К нам? Ты вернул ему его одежду. Ну и пойдем отсюда. Он не часть банды. Все это не его дело.

– Не мое? – негромко спросил Комар. – А по-моему, оно уже стало моим. Здесь могут быть два основания. Замешанность в истории. Она есть, потому что моя одежда в чьей-то крови. И личная заинтересованность в Корби. Она есть, потому что он мой друг уже десять лет. А сколько ты его знаешь? Четыре года?

– Хочешь посоревноваться, кто знает его лучше? – спросил Ник. Ара испуганно переглянулся с Корби.

– Это бессмысленный спор, – сказал Корби. – А Комар единственный человек, который может нам помочь. Нам больше некуда идти.

– Значит, вот почему ты вернулся? – спросил Комар.

Корби мгновенно осознал, как прозвучали его слова. Его руки вспотели.

– Вы все мои лучшие друзья.

Комар рассмеялся.

– Так не бывает. Лучший друг может быть один. Ну, максимум два. Мы все твои друзья. Но не все лучшие. – Он повернулся к Нику. – Что ты знаешь о его жизни? Он хоть что-то тебе рассказывал о своем прошлом? Нет.

– Только потому, что я не спрашивал, – ответил Ник. Корби по-прежнему не мог понять, что с ним такое: он иногда смотрел на Комара, но потом его взгляд отвлекался, а лицо искажалось, будто к нему подступали призраки.

– То есть, ничего. Ничего ты про него не знаешь.

– Я знаю, что он жил эти четыре года в аду.

– Я знаю, как он резал вены. А что ты об этом знаешь? Ведь это центр ада.

– Хватит! – закричал Ара. – Хватит его делить. Мы здесь не для того. Хватит сориться.

– Да? – спросил Комар. – А для чего? Чтобы вместе целовать ему задницу? Нет уж, извини.

Корби вскочил и влепил ему пощечину. Она вышла звонкой и жесткой, голова Комара мотнулась в сторону. Корби уронил стул, повернулся и пошел на Ника.

– А теперь ты! Бешеный! Успокойся. Будешь отвечать за все, что сказал.

Ник стоял неподвижно и смотрел то на него, то мимо. Корби до него не дошел – на нем сзади повис Ара, и они вместе повалились на пол. Комар по-прежнему сидел за столом, его щека покраснела. Корби перестал вырываться.

– Отпусти меня, – попросил он. Ара отпустил. Корби встал с пола и посмотрел на Ника. – Вот что. Мы примем Комара в банду.

– Где здесь туалет? – неожиданно спросил Ник.

– Направо, прямо и налево. Там мальчик с девочкой нарисованы. – Комар пошевелил челюстью, попробовал тронуть щеку кончиками пальцев. Корби поднял опрокинутый стул.

– Ник, ты вообще в порядке?

– Да. – Ник на мгновение зажмурился. – Я вернусь. Мы с ним пожмем друг другу руки. И все будет нормально.

Он вышел из комнаты.

– Банда? – спросил Комар.

– Да. Что-то вроде. Мы трое дали клятву стать лучшими, настоящими, не такими, как наши предки.

– Мне нравится, – сказал Комар. Ара посмотрел на него.

– Ты говорил, есть пиво.

– За ударной установкой. Ты на нем практически сидел.

Ара принес четыре бутылки. Корби сел за стол, отодвинул все лишние вещи; посередине столешницы осталась только лампа и карточка Андрея в круге ее света.

– На чем я остановился?

– Отец твоего одноклассника – богатый перец. Имеет какое-то отношению к небоскребу.

– Да. У него личная служба охраны. Они поймали меня, отвезли к этому небоскребу, подняли на верхний этаж и угрожали сбросить с крыши, если я не расскажу, кто убил его сына. Но я не знал. – Корби потер лоб, отбросил прядь. – Отец Андрея оставил меня на крыше и сказал, что едет ловить моих друзей. Меня спас сумасшедший чувак, который поднимался на параплане с крыши соседнего небоскреба. Он прилетел и дал мне парашют, чтобы я мог спрыгнуть на землю.

– И потом тебя тащило за грузовиком? – спросил Ара.

– Да, и потом вы все знаете.

Комар кивнул.

– Ты приехал обхитрить жильцов из своей старой квартиры, но они обхитрили тебя. Ты упал в обморок, и мы принесли тебя в Анину квартиру. Ты очнулся на следующий день, а через час стало известно, что у нас в подъезде порешили твоего деда.

– Потом я заново собрал банду. И мы убежали от полицейских, которые очень хотели с нами поговорить. Здесь дело еще в том, что после смерти Андрея я стрелял в его убийц из пистолета, который украл у деда. С тех пор у меня проблемы с законом. Дед меня почти отмазал, но теперь его нет.

– Ты стрелял в его убийц? Ты раньше ничего про это не говорил.

– Стрелял. Мог задержать их и сдать в полицию, но испугался, что будут проблемы из-за пистолета деда, и отпустил.

– Корби, хорошо, что ты все это сейчас рассказал, все вместе, – сказал Ара. – Ты знаешь, что нам делать дальше?

– Нет, – честно ответил Корби.

Комар взял карточку Андрея и повертел ее в пальцах.

– Это типа все, что у вас есть?

– В каком смысле? – не понял Корби.

– Ты знаешь, кого, когда и как. Но не знаешь, кто и за что. Нормальная детективная ситуация. Я люблю детективы.

– Думаешь, мы можем найти преступников?

– Если это все, что у вас есть, то не можете. Но если сложить это с другими составляющими, возможно, картинка сложится. – Комар вернул карточку в центр светового круга. – Ты говорил, его столкнули с крыши.

– Да.

– С какой?

– Нашей школы, – ответил Ара. – Мы стояли внизу и все видели. Он бросил нам эту карточку. Я ее поймал.

– Еще он что-то кричал, – вспомнил Корби. – «Корби, ты должен…» – начал он, а закончить не успел.

– Это было позавчера, – прикинул Комар. – Выходной день. Лето. В школе ни души.

– Верно, – сказал Ара. – А ты умный. Но что это дает?

– В школе ни души. Как он оказался на крыше?

Ара и Корби переглянулись.

– Это первый большой вопрос.

– Понятия не имею, – признал Корби.

– Что вы вообще о нем знаете? Что он делал и говорил в день своей смерти?

– С ним больше всего общался Ник. Но даже он поверхностно.

– И еще, какую часть происшедшего вы не видели? Я бы сказал, что это три маленьких вопроса, без которых не решить один большой.

– Мы видели все, кроме того, как он вошел в школу, – сказал Ара.

– Значит, вопрос о крыше равен вопросу о том, чего вы не видели. – Комар ухмыльнулся. – Приятно строить из себя сыщика.

Корби тяжело вздохнул. «Ник, – вдруг ясно осознал он, – все вопросы Комара как будто заданы ему. Он знал Андрея. Он управлял вертолетом, а значит, имел самый подробный обзор. И он единственный был у тела Андрея». Он ощутил укол тревоги. Ник говорил про свою странную растерянность, забвение и даже безумие. Вдруг Андрей умирал медленно? Вдруг он договорил свою фразу насчет того, что Корби должен? Вдруг он сделал что-то, или при нем было что-то? Все это мог знать только Ник.

– Что-то Ника долго нет, – нервно заметил он.

– Это не так уж плохо, – ответил Комар. Внезапно его лицо изменило выражение. Корби проследил за его взглядом и увидел, что в дверях комнаты стоит охранник.

– Пиво вижу, а музыки не слышу.

– Ударник в туалет вышел, – мигом нашелся Комар. – Сейчас вернется, и будем играть.

– Что ты мне лапшу вешаешь? Они вообще не музыканты, просто твои друганы со двора.

– Ничего подобного, – возмущенно заявил Комар.

– Тогда пусть сыграют.

Комар лихорадочно облизнул губы.

– Да вот он сейчас сыграет. – Он кивнул на Корби. Корби попытался выражением лица показать ему, что это плохая идея. – Вон на той, на черной. Она включена.

Громила фыркнул.

– Ты хоть знаешь, с какой стороны ее держать?

– Да, пару раз в кино видел, – отшутился Корби.

– У него особенный стиль. А руки неправильно ставят почти все. Я вот неправильно ставлю руки, и что?

Охранник ухмыльнулся.

– Если он три аккорда сыграет, я уйду. Слово даю. Только он не сыграет. А ты, пока я на работе, сюда больше не войдешь.

Корби осторожно снял гитару с подставки. Гриф был теплым, струны, наоборот, казались холодными и жесткими, пружинили под пальцами.

– Ремень через плечо перекинь, – подсказал охранник.

– Да за кого вы его держите? – воскликнул Комар, и Корби отстраненно подумал, что за все эти годы у того не исчезла привычка идти до конца даже в самом безнадежном деле.

– Что, парень, пас?

Корби медлил. Он чувствовал вес гитары в своих руках, гладь ее лакированной поверхности, видел шнур, идущий вдоль стены к другому углу комнаты, где стояли черные блоки комбиков.

– Нет, – сказал Корби. Собственный голос показался ему глухим и странным. У него появилось чувство, будто он падает навзничь, даже пришлось сделать шаг назад. Но он не падал, а уверенно стоял на ногах. Он перекинул ремень гитары через голову и поставил руки на струны. Улыбка охранника застыла, а потом начала таять. Ремень был широким и потертым, удобно лежал на плече. Корби тронул струну и услышал, как у него за спиной загудел, завибрировал динамик комбика. Последнее, что он успел увидеть, было удивленное лицо Ары, повернувшегося к нему на своем стуле у стола. Потом темнота комнаты исчезла, и сквозь нее проступила другая темнота – темнота ночного неба.

Глава 26

ДОМ МРАКА

Корби оказался в безграничном пространстве расчерченной огнями темноты. Он стоял на сцене, бесконечной линией уходившей налево и направо. Такой же бесконечной линией тянулись вдоль нее софиты, холмики суфлерских рубок, ударные установки. Бесконечной была и толпа зрителей. Люди стояли тихо: ни шороха, ни дыхания, ни слова, их лица были неподвижны – ожившие маски, воплотившиеся мертвые монстры с рисунков на стенах клуба. Каждый и каждая могли бы стать песней. Все вместе они огромный черный клад. Откуда-то Корби помнил их, откуда-то знал. Он почувствовал, как перебирает струны. Его охватил ужас. Не он двигал своей рукой, но он понимал, какую музыку играет. Он играл гипнотическую мелодию, которая вбирала в себя весь калейдоскоп страданий и смертей, все бесконечное множество историй о падении и гибели. Он играл мелодию масок.

Он играл и видел, как в их полных мрака глазах отражается мир кирпичных стен и выбитых окон, где развращенные души могут летать со скоростью света, где сгорают по кусочку траченые червоточинами сердца, где черные призраки идут сквозь дождь, чтобы танцевать с осенними листьями на окраинах вечно темного города. Край сцены превратился в пропасть, в шов, по которому смыкаются миры. Переступи через него, и ты никогда не вернешься назад. Ты станешь одной из масок, одной из историй, одной из колыбельных, которые, засыпая, поет себе сытое чудовище. Ты станешь им самим, его холодной плотью и кровью. Корби пытался противостоять, противопоставить этому хоть какое-то доброе заклинание, хорошее воспоминание, но ничего не получалось. Сумрачные образы заполнили его сознание: крыши, с которых кто-то сорвался, опустевшие троны и пьедесталы, пыльные плиты дворцовых зал, почерневшие страницы книг, которые теперь перелистывает только ветер. Тысяча мест мира, предназначенных для счастья и славы, превратились в пустоши. И сам он был мертв, или хуже, его никогда не было, он не существовал по-настоящему, он был маской, только начавшей догадываться, чье лицо закрывает, и удерживался в этой иллюзии непозволительно, роскошно долго. Но вот, пришло время сорвать маски, или наоборот, соединить их с лицами навеки, чтобы никто уже ничего не узнал и никогда никуда не сбежал.

Руке было тепло, она как-то странно скользила по струнам. Казалось, вот сейчас эта затянувшаяся импровизация закончится, ему позволят опустить гитару и сделать перед молчаливой публикой жутковатый марионеточный поклон. Но этого не происходило: песня рассыпалась, ускользая меж дрожащих струн, собиралась снова, в новой формации, с новым ритмом и риффами, ухватывала крошечный аспект настроения и рушилась опять. Волны. Листья. Кровь. Асфальт. Сироты. Лезвия. Глаза. Крик. Корби начал догадываться, что у этой песни нет конца. Она была змеей, пожирающей свой хвост.

– У тебя кровь идет, – прорвался сквозь видение испуганный голос Комара. Корби почувствовал, что кто-то схватил его за руки и заставляет перестать. Он слышал, как захлебывается, опадает мелодия. Ему, наконец, удалось остановиться. Руку жгло болью. Комната медленно проступила сквозь видение масок, но само видение не рассеялось, а продолжало стоять перед глазами. Это было все равно, что постоянно видеть одним глазом одно, а другим другое. С ним это уже происходило – вчера утром, когда он всю ночь смотрел безумные сны, а потом, стоя перед зеркалом в ванной, увидел, как сквозь его лицо проступает чужое. Теперь ощущения повторились, но стали сильнее.

Охранник ушел. Гитара все еще висела у Корби через плечо, а Комар мягко держал его за обе руки.

– Ну ты и шутник. Не сказал, что умеешь играть. Где же ты раньше был? Мы бы такую группу…

– Я не умею играть, – оборвал его Корби. С руки на пол падали крупные капли крови: порез от ножа открылся и снова кровоточил.

– Ты сейчас играл. Круто играл.

Корби полуослепшими глазами смотрел ему в лицо.

– У меня расфокусированный взгляд?

– Да. Странный, как у твоего злобного друга. Вы что, обдолбались, что ли, по дороге сюда? – Комар помог Корби снять гитару с плеча. К ним подбежал Ара. Он где-то раздобыл бумажную салфетку и сунул ее в кровоточащую руку Корби.

– Где Ник? – спросил Корби. – Его надо спасать. У меня галлюцинации, и у него тоже.

– Если бы я так играл под кайфом…

– Это совсем не похоже на кайф. – Корби, шатаясь, вышел в коридор.

– Ты куда? – спросил Ара.

– Пойдем. Надо срочно найти Ника.

Они прошли мимо изображения Джима Моррисона. Его лицо в нимбе вьющихся волос слабо светилось в полутьме. Корби шарахнулся от прямого взгляда его глаз.

– Ты можешь объяснить, что это было? – истерически спросил Ара. – Что вообще происходит?

– Я ошибался. Я думал, Ник изводит себя раскаянием, а он по-настоящему сходит с ума. Точно так же, как я.

Ара замотал головой.

– Что ты такое говоришь? Ты только что здорово играл на гитаре. Как ты это сделал? Я же знаю, что ты не умеешь.

– Где может быть Ник?

– Он шел в туалет.

Их нагнал Комар.

– Здесь налево.

Они повернули. Корби шел неровной, дергающейся походкой, но так быстро, как только мог. Ему казалось, что рисунки смотрят на него со стен, шевелятся, шепчут. Салфетка в руке насквозь пропиталась кровью. Они прошли мимо двери, за которой звучала приглушенная музыка, повернули еще раз и увидели вход в туалет. Корби ворвался в него, одну за другой толкнул двери кабинок. Во всех было пусто.

– Да что ему будет? – спросил Комар. – Может, он вообще обиделся и уехал.

– Он не такой.

– Послушай, мы ведь можем просто ему позвонить, – предложил Ара. – А ты пока полей руку холодной водой. Кровь быстрее остановится.

– Хорошо. Звони. – Корби бросил набухшую от крови салфетку в мусорный бак, открыл кран, сунул порезанные пальцы в поток холодной воды. Розовая лента крови зазмеилась по белому кафелю раковины.

Ара набрал номер Ника.

– Не берет.

Корби напряженно смотрел на него. Ему казалось, что он может различить приглушенное эхо гудков.

– Мы теряем время. Мы должны найти его.

– Ник! – внезапно воскликнул Ара. – Ник, где ты? – Он встретился с Корби взглядом. Его лицо было очень напуганным. – Ник, куда ты пропал? Я тебя плохо слышу. Какая ловушка? Куда бежать?

– Он галлюцинирует, – сказал Корби. – Дай я с ним поговорю.

Ара передал ему трубку.

– Ник, это я.

Ник странно рассмеялся.

– Зачем ты нас сюда привел? Чего ты добиваешься?

– Что ты видишь?

– Андрея.

– Это просто галлюцинация.

– Нет. Я вижу его на фотографии. – Корби понял, что слышит в трубке приглушенную музыку. Значит, Ник все еще в клубе.

– Где ты? – спросил он, возвращаясь в коридор. «Я должен догадаться, где сейчас Ник, – подумал он. – Если он видит то же самое, что и я, куда он мог пойти и что сделать?» Он остановился и, чувствуя, что окончательно сходит с ума, начал всматриваться в рисунки.

– Так я тебе и скажу, – рассмеялся Ник. – Это ты будешь отвечать на мои вопросы. Зачем. Ты. Привел. Нас. Сюда.

Город за нарисованными окнами. Крадущиеся тени в полутьме. Корби пошел вдоль изображения.

– Потому что Комар назначил мне здесь встречу.

– Не прикидывайся идиотом. Зачем тебе все это? Что ты скрываешь? Что ты задумал?

У людей города были лица – не такие, как у мертвых музыкантов, но тоже наделенные индивидуальными чертами. Окно у разветвления двух коридоров открывало вид на парадный подъезд какой-то гостиницы. На переднем плане было такси, к его окну склоняла лицо молодая женщина, закутанная в манто с меховым воротником. Корби, пачкая стену кровью, коснулся изображения.

– Не может быть, – пробормотал он. – Я схожу с ума.

– Ты не сходишь с ума. Ты сводишь с него других.

– Чего не может быть? – спросил Ара.

Корби зажал трубку рукой.

– Скажи, ты ее узнаешь? – Ара вдруг побледнел. – Это она душила тебя в школе. Это ее портрет. Только теперь ее лицо выглядит вот так. – Он провел кровавую полосу по нарисованному лицу от середины лба и вниз, через переносицу и щеку. Ему показалось, что он снова слышит грохот выстрела, видит, как расходится порванная пулей ткань на черной маске убийцы.

– Ты не сумасшедший, – бледным голосом сказал Ара. – Просто похоже. Тот же тип лица.

Корби повернул в тот коридор, который был со стороны рисунка с девушкой в манто.

– Ник. Ник, ты здесь? – Но в трубке была только музыка. Ник не сбросил вызов, он просто отложил телефон. Корби вернул мобильник Аре. – Не вешай трубку. Вдруг что-то услышишь.

Они вышли в небольшой зал, где стояли металлические ресторанные столики и стулья, обитые красным драпом. На одной стене висели зеркала и фотографии в рамках, на другой были нарисованы окна. Корби остановился и замер. Он почувствовал рядом существо, похожее на призрак, ставшее неотличимым от мертвеца. Для него больше нет препятствий, нет достойных соперников. Ему никогда не очистить свою душу. Никогда не выбраться из ада. Медленно, как в дурном сне, он обернулся и посмотрел налево. За крайним столиком у стены сидел одинокий юноша. Сквозь нарисованное окно он смотрел на улицу дождливого города. Этой сырой ночью камни мостовой кажутся темно-зелеными. Голубь, застрявший в проводах, умирает во всполохах белого света. Из-за пелены ниспадающих волос, сквозь дымный чад, юноша смотрит на его смерть своими бездонными глазами. Он плачет. Плачет все его существо. Он оплакивает смерть, хотя несет ее сам и сам ей принадлежит.

– Кто ты такой? – спросил Корби. Юноша-призрак оторвал взгляд от птицы, и Корби почувствовал, что теперь эти страшные глаза смотрят на него. Юноша улыбнулся жестоко и безрадостно.

– Я – это ты.

– Куда ты дел Ника?

– Ник не имеет значения.

Корби бросился на него, ударил в призрачное лицо, но попал в пустоту и повалился грудью на металлический столик. Когда он поднял глаза, перед ним никого не было, лишь в пепельнице истекала тонкой струйкой дыма только что затушенная сигарета. Комар и Ара встревоженно смотрели на него. Ара все еще держал трубку у своего уха.

– Там никого нет, – сказал Комар. – Корби, что ты делаешь?

– Ничего. – Корби обессиленно опустился на ближайший стул.

– С кем ты разговаривал?

– Ни с кем. Неважно. Мне уже лучше. – Это была правда – Корби чувствовал, что видения на время почти оставили его: свет казался ярче, рисунки на стенах больше не шевелились. – Ник должен быть где-то здесь.

– Почему?

– Я уверен. Поищи его дальше по коридору.

Ара послушался, но не успел сделать и двух шагов, как Ник сам вошел в зал. Он выглядел, как наркоман во время бэдтрипа, его лицо блестело от пота. Он увидел друзей и остановился.

– Ник, ты нас видишь? – спросил Корби.

– Так же ясно, как и Андрея.

– Здесь нет Андрея, – сказал Ара.

– Ты уверен? – Ник подошел к стене, ткнул в одну фотографию, потом в другую. – Что это, Корби? А это что?

– Фотографии…

– Не прикидывайся идиотом. Ты знал, ты не мог не знать. – Голос Ника сорвался. – Ты хотел, чтобы мы окончательно спятили! Ты все это устроил!

Корби непонимающе взглянул на него, потом снова на фотографию – и только теперь увидел, на что Ник показывает. Рядом с ударной установкой, незаметный в толпе других подростков, стоял Андрей. В руках у него была та самая черная гитара с декой, изогнутой в форме двух полумесяцев, с желтыми осенними листочками на грифе.

– Не может быть, – прошептал Корби.

– Хватит. Я больше тебе не верю. Говори правду.

– Но я не знал, что он ходил в этот клуб…

– Опять совпадение?

– Он же не разбирался в рок-музыке, – сказал Ара. – Как это может быть?

– А ты у Корби спроси.

Корби смотрел на фотографию. В ее ламинированной поверхности он увидел отражение своего лица. Только в его лице больше не было ничего своего. Оно стало лицом другого. А Андрей застенчиво улыбался, задвинутый за ряды молодых талантов. И с его лицом тоже было что-то не то. Корби показалось, что он видит улыбку мертвеца или чучела. Кожа была слишком бледной, глаза – безжизненными.

– Сегодня мой первый концерт, и ты не мог не прийти, – тихо сказал Андрей. – Ведь ты мой лучший друг. Я нужен тебе больше всех остальных. А ты – единственный, кто нужен мне.

Еще раз щелкнула ослепительная фотовспышка, и толпа подростков зашевелилась, убирая с лиц чрезмерные улыбки. Корби стоял посреди зала. Справа и слева от него шли два ряда раскладных кресел. Он заворожено смотрел, как Андрей выходит из толчеи других ребят и, придерживая гитару, спрыгивает со сцены. Он шел прямо к нему. Вдруг его лицо начало меняться – живая болезненная гримаса прорвалась из-под восковой маски, губы задрожали, на них показалась кровавая пена. Глаза заблестели от слез. Его волосы снова были темными от крови. Он рванулся вперед, но его ноги подкосились, и он начал падать на Корби. Корби хотел подхватить его, но не смог: призрачное тело Андрея прошло сквозь его руки. На мгновение они оказались лицом к лицу.

– Ты должен использовать видения, – прошептал Андрей и, распадаясь, проскользнул сквозь Корби. Корби обернулся и увидел, как разлагается упавшее на пол тело. По безвольным рукам поползли сизые трупные пятна, пальцы скрючились и покрылись буграми, затылок вспух и позеленел, из раны в расколотом черепе, свиваясь кольцами, выполз трупный червь.

Корби закричал и понял, что снова видит пространство кафетерия. Он лежал на спине, на холодном каменном полу между стальных столиков, и Ара несильно бил его по щекам.

– Ник, – прошептал Корби, – ты обязательно должен вспомнить, что ты видел, когда подошел к телу Андрея.

– Разыгрываешь обморочного?

– Разве не видишь, что ему не лучше, чем тебе? – с нескрываемой яростью поинтересовался Комар.

– Это все ложь. Я не верю в случайности. Корби знал, что здесь был Андрей, и специально привел нас сюда.

– Вам обоим нужен врач, – дрожащим голосом сказал Ара. Корби тяжело дышал. Он все еще видел другой мир, видел, как смерть празднует победу над телом, как кости проступают сквозь истлевший белый свитер, видел, как в метре от разложившегося трупа подростки-музыканты укладывают инструменты в чехлы, надевают куртки и разговаривают со своими родителями.

– Ник, – сказал он, – это не я здесь что-то скрываю. Это ты не рассказал нам, что было, когда ты подошел к его телу.

– Ничего не было, – ответил Ник, но побледнел. Теперь все смотрели на него.

– Почему ты не вызвал скорую?

– Он был мертвый.

– Я тебе не верю. Так же, как и ты мне. – Корби тяжело поднялся. Вокруг него в разных направлениях кружились две комнаты: одна – настоящая, другая – поддельная, пропахшая тленом и полная могильных червей. – Комар правильно сказал, что мы должны найти упущенное, – повторил он, чувствуя, как в своем бреду цепляется за островки разумных мыслей. «Я могу это сделать, – подумал он, – я могу расколоть его прямо сейчас».

– Ник, – сказал Ара, – он говорит правду?

– Никто не выживает при таком падении. – Губы Ника предательски задрожали.

– Ты не вызвал ему скорую.

– Некому было вызывать скорую! – закричал Ник. Корби шагнул к нему и взял его лицо в свои руки. Ник попробовал вырваться, но внезапно ослаб. Кафетерия больше не было. Они с Корби стояли в уже почти опустевшем зале, а у их ног лежал жуткий, вздувшийся труп подростка. – Нет! Я не хочу!

– Ты должен. Вспоминай. – Корби стиснул виски Ника между своих ладоней и заставил смотреть на тело.

Вдруг все сорвалось со своих мест. Подул ветер, появилось солнце – оно клонилось к горизонту, его предзакатные лучи упали на стену школы, вспыхнули в ее окнах пожаром отражений. Андрей лежал на спине, неподвижный, бледный, его глаза были закрыты, светлые волосы медленно пропитывались кровью. В первое мгновение он казался мертвым, но потом вздрогнул и попытался сделать вдох; грудь содрогнулась от спазма, веки затрепетали. Он открыл глаза и странным, жалобным взглядом посмотрел на Ника. Ник замер и не мог сдвинуться с места. Мобильный вспотел в его руке.

– Нет, нет, нет, – шептал он.

– Смотри, – приказал Корби, чувствуя, как немеют руки.

Серебристые капельки выступили на коже Андрея. Они напоминали ртуть, снег, белую золу. Дрожа, изменяясь, они превращались в новое лицо над лицом Андрея, двигались, пока не сложились в маску. Губы подростка побледнели, глаза застыли. Ник порывисто вздохнул, сунул мобильный обратно в карман и, как сомнамбула, пошел вслед за своими друзьями.

Корби отпустил его. Видение кончилось, они снова были в кафетерии. Обоих трясло. Комар и Ара пристально смотрели на Корби.

– Этого не может быть, – сказал Ник.

Корби устало сел на край столика.

– Ты не можешь говорить, что этого не может быть. Потому что ты не знаешь, что это было.

– А это было?

– Ты видел.

– Ты это тоже видел?

– Да.

– Что ты сейчас со мной сделал?

– Не знаю. Призрак Андрея посоветовал мне использовать видения.

– О чем вы говорите? – спросил Ара.

– У нас общие галлюцинации, – ответил Корби.

– И что вы видите?

– Ничего хорошего, – сказал Ник. – Мне стало легче, но я по-прежнему не знаю, почему я должен тебе верить.

Корби пожал плечами.

– То, что мы попали сюда, не может быть случайностью. Но это устроил не я. – Он посмотрел на Комара. – Давно ты сюда ходишь?

– С полгода.

– Ты знал Андрея?

– Нет, конечно!

– Тебя кто-нибудь просил меня сюда позвать? Заплатил или запугал?

Комар издал стон.

– Все-таки вы обдолбались.

– Слушайте, – вдруг вмешался Ара, – а можно что-нибудь узнать про мальчика с этой фотографии?

– Спроси у Главного. Он всех здесь знает.

Корби взял фотографию и за рамку потянул ее вверх и на себя. Она легко снялась со стены.

– Ты что творишь?

– Потом мы повесим ее обратно. А теперь пойдем к Главному.

Они снова шли по полутемным коридорам с фосфоресцирующими лицами. У поворота, где была изображена девушка в манто, Корби замедлил шаги.

– Видел ее? – спросил он Ника.

– А откуда шрам?

– Это кровь из моей порезанной руки. Ранки снова открылись, и я испачкал стену.

– Я видел ее же в другом окне. Там она в банде и в костюме супергероя.

– Может, там и другие? – спросил Ара.

– Мне показалось, что да. Но их на том рисунке не трое, а больше.

– Значит, люди, убившие Андрея, связаны с этим клубом.

– Не туда. Здесь быстрее. – Комар провел их еще незнакомым коридором, и они снова вышли к репетиционному залу. За двустворчатыми дверями гремел панк. Корби толкнул их и вошел в затемненный зал. Он чувствовал: что-то происходит. С ним, с его друзьями, вокруг них. Их взяли в оборот, заставили играть в одну игру – такую, от которой кровь стынет в жилах. И теперь он очень хотел узнать правила. Он хотел понять и перестать бояться.

Глава 27

АНДРЕЙ

Трэшер с гитарой, периодически наступая на педали, танцевал пого, хайр мотался из стороны в сторону. Вокалист напротив наклонялся вперед и кричал в микрофон. От гроулинга у Корби заложило уши.

– Кроу крау! Ракиррра-а-а! Райнра! Роу-у-у!

– В таком шуме мы не сможем поговорить! – прокричал Корби.

– Я позову его. – Комар подошел к Главному. Корби чувствовал, как вздрагивает под ногами пол. Главный чему-то рассмеялся, оторвался от микшерного пульта и показал Корби, Нику и Аре на выход. Подростки вернулись обратно в коридор.

– Пошли туда, где еще тише, – предложил Главный. На вид ему было лет четырнадцать – на полголовы ниже Корби, дремучие дреды торчат во все стороны соломенно-желтым валом. Еще до начала разговора он широко улыбнулся и показал зубы. Они зашли в небольшую комнату, где не было рисунков на стенах. Главный с ногами сел на край письменного стола.

– Так в чем проблемка?

Ник показал коллективную фотографию учеников школы современной музыки.

– Скажи, пожалуйста, светловолосого парня с черной гитарой зовут Андрей?

– А зачем тебе?

– Он был нашим одноклассником, – ответил Корби. – Позавчера его убили на наших глазах.

С лица Главного сошла улыбка.

– Они не врут, – сказал Комар. – Я ручаюсь.

– Андрей, – подтвердил Главный. – Кажется, по фамилии Токомин. Он живет, в смысле, жил здесь рядом. Его комната выходит окнами в наш двор.

Ребята переглянулись. Исчезло последнее сомнение.

– Он занимался с гитарой? – спросил Ара.

– Он не просто здесь занимался. Он оформлял клуб. Очень талантливый пацан, только не в музыке. В смысле, был талантливый.

Корби вспомнил девушку в манто.

– Это он рисовал город за окнами?

– Он нарисовал вообще все. Прошлым летом, каждый день, по два-три часа.

У Корби по спине пробежал холодок. Он переглянулся с Ником.

– И из его окна открывается вид на портреты музыкантов-самоубийц?

Мальчишка с дредами кивнул.

– Ему никто не задавал тему. У людей бывают странные увлечения. Но, по-моему, вышло классно.

От оценки Главного Корби едва не пробило на истерический смешок, но удалось сдержаться.

– Он был немного того. Иногда вроде нормальный – разговаривает, шутки понимает. А потом подходишь – так он смотрит сквозь тебя, будто тебя здесь нет. А один раз подошел ко мне и спросил, где выход. Это было уже зимой, когда он ходил брать уроки гитары. Я его спрашиваю: «Ты чего? Ты же здесь каждый поворот знаешь». А он: «Простите?» И вежливый такой, будто обедает с английской королевой.

– Типа как шизофреник? – уточнил Комар. – В клуб пришла одна личность, а вышла другая, и память как отрезало.

Корби посмотрел на Ару.

– Слушай, это ведь ответ на твой вопрос. Если Комар прав, то вот как Андрей мог ничего не знать о роке?

– У него здесь были друзья? – спросил Ник.

Главный помотал головой.

– Странные люди с трудом заводят друзей.

– А рисунки людей из города за окнами? – спросил Корби. – Это ведь не музыканты. Они с кого-то списаны?

Главный пожал плечами.

– Не знаю. Все может быть. Я у него над душой не стоял. Он, кажется, не любил, когда на него смотрят. К тому же, когда рисуют баллончиком в узком коридоре, там без респиратора стошнит.

– Ему никто из клуба не позировал? – уточнил Ник. – На стенах нет портретов кого-нибудь из местных?

– Нет. Ни одного. Я бы знал.

У Комара зазвонил мобильный телефон.

– У меня где-то лежит договор, по которому клуб оплатил его работу художника, – сказал Главный. – Могу поискать.

– Э-э-э, – протянул в трубку Комар, – ладно, заходите.

– Нет, спасибо, – ответил Главному Ник. – Это уже не нужно.

Тот спустил ноги со стола.

– А кто убил Андрея?

– Мы не знаем, – сказал Корби. – Мы только видели, как его столкнули с третьего этажа.

Главный поморщился.

– Ну ладно, – недовольно согласился Комар. – Мы подойдем, раз не пускают. – Он сбросил вызов и выругался. – Вот черт!

– Кто это? – спросил Корби.

– Аня. Притащила своего бойфренда, у него вопросы насчет бинокля.

– А откуда они узнали, что я здесь?

– Ну-у, так получилось. Мы говорили по телефону после того, как ты позвонил. Я сказал ей, что ты здесь.

– Пойдем, – решил Корби. – Я хочу извиниться перед ее парнем.

– Кто такая Аня? – поинтересовался Ара.

– Я с ней дружил четыре года назад, как и с Комаром.

– Я бы на твоем месте прятался, – сказал Комар. – Вдруг ее бойфренд решит начистить тебе хлебальник?

Ара и Ник переглянулись.

– Тогда мы пойдем все вместе, – предложил Ник.

Корби повернулся к Главному.

– Спасибо, ты нам очень помог.

– Жалко парня, – ответил Главный. – Если будут вопросы, приходите еще.

Они двинулись обратно к входу. Главный отстал от них и свернул в репетиционный зал. Коридор упирался в поворот с нарисованным на нем несимметричным лицом Сида Вишеса. Как и при жизни, он казался спящим наяву, полумертвым, черные волосы пиками втыкались в потолок.

– Значит, убийцы Андрея не связаны с клубом, – подвел Корби. – Но они связаны лично с Андреем. Андрей их знал.

– Как минимум, видел и запомнил. – Ник повернулся к Корби. – Ты знал, где он живет? Только честно.

– Нет. Откуда?

– Совпадение? – предположил Ара.

Корби нахмурился.

– Нет. Нас сюда привели. Я просто еще не понимаю, кто и как.

Ник посмотрел на Комара. Тот нервно шарахнулся от его взгляда.

– Опять вы за свое?

– Ты здесь полгода? – уточнил Корби.

– Ну да. До этого было местечко поближе к нашему району, но меня оттуда выперли – типа навсегда. Ну и потом, мне здесь нравилось.

– И ты ни разу не встречал Андрея?

– Я же не брал уроки музыки. Просто арендовал гитару. Может, видел его пару разу в коридорах. Не помню. – Комар втянул голову в плечи.

Они подошли к выходу. Охранник проследил за Корби взглядом.

– Новый Джими Хендрикс, – буркнул он. Корби не понравилось его замечание. Он помнил, что Хендрикс захлебнулся в своей блевотине после отравления снотворным. Его лицо должно было быть где-то здесь, среди других, нарисованных Андреем.

– Тут еще двое пришли, – обратился к нему Комар. – Они не так круто играют, но мы хотим с ними попробовать.

– Увижу в общем зале – больше сюда не войдете.

– Не увидите, – ехидно заверил Комар. Они поднялись вверх по ступеням и вышли из клуба. Аня и ее спутник ждали у щитов с афишами, там же, где в прошлый раз остановились Корби и его друзья. У обоих на шее висели связанные шнурками роликовые коньки. Сердце у Корби екнуло: рядом с Аней стоял высокий жилистый парень – стрижка ежиком, темные очки, белая майка с черной надписью на груди: «5 Dman : Downshifter , Drugdealer , Driver , Diver , Digger ». Корби узнал его, несмотря на новую одежду. Это был Однокрылый Ангел.

Аня достала кошелек.

– Твои полкосаря, – она протянула Комару деньги.

– Она ставила на то, что ты не придешь, – объяснил Алекс, – а он на то, что придешь.

«Значит, он звонил Ане, чтобы сказать, что она должна ему пятьсот рублей, – пронеслось в голове у Корби, – но откуда здесь Алекс?»

– Очень надо было это говорить? – ощерился Комар. Никто не обратил на его слова внимания. Корби смотрел на Ангела.

– Не думал, что еще тебя увижу. Как ты меня нашел?

Алекс переглянулся с Аней.

– Я ее парень.

Корби вглядывался в его лицо с резко очерченными скулами, в смутный блеск глаз за стеклами темных очков. Эта встреча казалась невероятной, но она произошла.

– Вы что, знакомы? – опешил Комар. Корби оглянулся на него и на своих друзей. «Мы стоим здесь, посреди места, которое разрисовал Андрей, – подумал он, – шесть подростков, связанных узами, крепче которых нет. Дружба. Кровное братство. Долг жизни и чести. Любовь». Корби не знал, хорошо это или плохо, не знал, какая сила их сюда стянула, но чувствовал в появлении Однокрылого Ангела что-то страшное. Еще минуту назад он имел роскошь считать часть происшедшего случайностью. Теперь эту роскошь у него отняли.

– Это он мне помог на крыше небоскреба, – сказал Корби. Комар глупо приоткрыл рот. Ара весь подался вперед. Ник остался стоять на месте. В его глазах Корби увидел свои мысли.

– Это мои друзья, – представил Корби, – Ара и Ник.

– Алекс. Значит, те парни вас не поймали?

– Это с твоего телефона вчера звонил Корби? – спросил Ара. – Ты потом сказал, что Корби погиб.

– Я ошибся. Сверху его посадка выглядела очень плохо.

– Ты спас мне жизнь, – сказал Корби, – а я ответил тебе тем, что сломал твою вещь. Я твой большой должник.

Он протянул Однокрылтому Ангелу руку. Тот пожал ее.

– Ты сам спас свою жизнь. Я всего лишь дал тебе парашют.

Их разговор был прерван женским криком.

– Убирайся! Убирайся вместе со своим ребенком! Убирайся от моего дома!

Они обернулись. В просвете между щитами афиш Корби увидел большую черную машину, и его сердце екнуло второй раз за последние пять минут. Это был «хаммер» Токомина. Он припарковался у забора, разделяющего двор равные части. Двери автомобиля были открыты, сам отец Андрея стоял перед решеткой и ругался с Маргаритой, которая была с другой стороны.

– Умер наш сын, а ты даже не хочешь впустить меня в дом?

– А ты, наверное, думаешь, что это нас так сближает?

– Это и мой дом! Ты здесь жила на мои деньги. Он рос на мои деньги. И я имею большее, чем ты, право на вещи моего сына!

Мать Андрея шарахнулась от решетки, но потом истерически, издевательски рассмеялась.

– Каким ты был, таким и остался. Никогда не думаешь о других. Тебе было плевать на своего сына, пока он не спалил тебе половину лица.

– Ты ничего об этом не знаешь! Он спас мне жизнь!

– А теперь тебе плевать на свою дочь! Тебе плевать, что она сейчас все это видит!

Корби проследил за направлением ее взгляда, шагнул ближе к просвету между плакатными стендами и увидел, что у открытой двери «хаммера», держась за нее одной ручкой, а другой сжимая в комок край своей блузки, стоит маленькая девочка. Вьющиеся светло-русые волосы, перехваченные на висках серебристо-зелеными заколками, лицо усталое и грустное.

– Или ты привез ее специально? Чтобы я мучилась от того, что у тебя все еще есть ребенок? – Крик Маргариты перешел в рыдания. Корби почувствовал, как Ара схватил его за плечо.

– Пойдем, – прошептал тот, – пойдем обратно в клуб.

Корби отступил на шаг назад, но не терял девочку из вида.

– Ты забыла, что Андрей и мой ребенок! Ты увезла его в другую страну, а потом прятала от меня, когда тебе все равно пришлось приползти обратно!

Девочка отвернулась от отца, ее взгляд скользнул по двору и вдруг остановился прямо на Корби. Глаза у нее были светло-карие, немного темнее, чем у Андрея.

– Открой калитку. Я хочу увидеть его комнату. Открой, пока я не сделал этого сам.

– Ты мразь! Всегда любил выставить напоказ свои богатства!

– Корби, – сказал Ник, – он один, а нас много. Я хочу, чтобы он пережил то же, что и ты.

Аня и Алекс непонимающе переглянулись.

– Нет. Мы не будем так делать. – Корби, наконец, смог оторвать взгляд от сестры Андрея и двинулся к дверям клуба.

– Это что, родители того парня? – догадался Комар.

– Но он же сволочь, – сказал Ник. – Может, это он убил твоего деда?

– И что мы с ним сделаем? Тоже убьем? Уходим, – приказал Корби. И в этот момент у него за спиной раздался детский крик:

– Корби, я знаю, это ты! Я знала, что ты настоящий!

Корби оглянулся и увидел, что девочка бежит к нему, огибая шеренгу стендов с афишами.

– И Дед Мороз тоже есть! Андрей сказал, что ты придешь, и ты пришел! – Она влетела в центр группы подростков и остановилась перед Корби. У него внутри все замерло: он смотрел на маленькую незнакомку и видел уменьшенную, более нежную копию лица Андрея. – Меня зовут Алеся. А ты – Корби.

– Андрей сказал? – еле слышно повторил Корби. Ара издал какой-то странный звук.

– Ты меня не знаешь, а я тебя знаю. Андрей мне показывал. Он мой брат. Мне семь лет, и я тоже скоро пойду в школу.

Корби молчал, привалившись спиной к двери клуба. Его сердце билось с безумной частотой. Из-за дальнего щита вышел Токомин, его лицо исказилось. Ара беззвучно шевелил губами, будто читал заклинание. Запутавшаяся Аня хмурилась. Взгляд Комара метался от одного лица к другому. Алекс сосредоточенно ждал, что случится дальше.

– Можно тебя потрогать? – спросила девочка. – Ты ведь теперь настоящий?

Корби вдруг с ослепительной ясностью понял, что у всего, что сейчас происходит, есть только один смысл – Андрей. «Умер он или нет, – подумал Корби, – но он сейчас здесь. Друзья мы или нет, но мы у него в гостях. И лучше бы он не умирал, а мы бы просто пришли сюда попить пива». Медленно, неуверенно он протянул девочке руку. Его пальцы дрожали. Ему было так же страшно, как на краю крыши.

– Пожалуйста.

– Не смей! – крикнул Токомин. Он двинулся к дочери, но та его опередила и ручкой обхватила три пальца Корби.

– Настоящий, только руки холодные.

Мужчина одной рукой подхватил девочку, а другой замахнулся, чтобы ударить Корби в лицо. Однокрылый Ангел сделал шаг в их сторону, однако его помощь не понадобилась: Ник поймал Токомина за кулак. Он не смог остановить тяжелую руку, но замедлил ее движение, чтобы Корби успел увернуться.

– Папа, мне больно! – закричала девочка. Отец Андрея не обратил на ее мольбу никакого внимания. Корби увидел прямо перед собой его жуткое лицо, побагровевшие шрамы, оскаленный рот. Глаза стали безумными. Токомин еще не остыл после ссоры с бывшей женой, а теперь перед ним был тот, кого он ненавидел в десять раз больше, чем ее. «Он убьет меня и раздавит девочку», – пронеслось в голове у Корби. Не думая, что делает, он положил свою ладонь отцу Андрея на лицо, почувствовал под пальцами теплые, скользкие от пота извивы шрамов. На мгновение в глазах мужчины появилось удивление, но потом Корби нащупал большим пальцем Озеро Боли и надавил на него, и удивление сменилось ужасом.

Зашевелились лица на стенах. Лучи солнца сверкнули в свежих лужах, и те вспыхнули, как осколки разбитого стекла. Небо потонуло в потоке белого сияния. Вместо него Корби увидел оштукатуренный потолок незнакомой комнаты, яркие казенные лампы. Потом комната начала наполняться вещами и людьми. Они свивались из серебристой слизи вроде той, которая проступила сквозь лицо упавшего Андрея. Соткались и застыли металлические рамы коек, серебром и сталью блеснул широкий поднос, заполненный лентами окровавленной марли. Сам Корби сидел на стуле рядом с койкой и держал за руку мужчину с покалеченным лицом. Кошмарный ожог был еще свежим, сочился кровью, а прямо из центра раны смотрел страшный, окруженный потеками желтой мази глаз. Другой глаз, здоровый и живой, смотрел на полицейского.

– Как именно мальчик вытащил Вас из огня? – спросил тот.

Корби почувствовал, как раненый сжал его руку.

– Очень смутно помню лицо сына, горящий дом, жуткую боль… Все уходит в темноту. Спросите у него, – кивнул он в сторону Корби.

– Это было трудно, потому что папа очень тяжелый, – услышал Корби свой и не свой голос.

– Ты спас меня, сынок, – пробормотал раненый. Корби увидел отражение своего, но чужого лица в блестящих стенках окровавленного подноса. У него были светлые волосы.

Все распалось. Из бликов света выросли ярко-желтые языки пламени. Они поднимались вверх по стенам большого нового дома, пожирали рамы окон и соседние с домом ели. Шел снег. Корби лежал на спине, а у него на животе, придавив его грудь руками, сидел еще нестарый мужчина.

– Это ты поджег дом! – кричал он. – Ты поджег дом!

– Я не хочу убивать папу, – как молитву, шептал придавленный к земле мальчик, – я не хочу убивать папу. Не заставляй меня. Не заставляй меня. Я не хочу быть тобой.

Кристаллики полупрозрачного серебристого тумана закружились над его лицом, грудью и обессиленными руками.

– Мне надо было убить тебя, – сказал мужчина.

– Ты не сделаешь этого, не сделаешь, я не дам тебе, – шептал мальчик.

Вдруг мужчина перестал прижимать его к земле. Туман каплями слизи осел на его кожу. Он разъедал ее как кислота, резал кристаллами.

Корби почувствовал, что из его глаз, из глаз придавленного к земле мальчика, текут горячие слезы.

– Этого не будет. Я этого не позволю, ты не сделаешь. Ты ничто, ничто, мы убили тебя, убили все вместе, убили тогда, когда ты был слаб.

Дикий крик мужчины, лицо которого распадалось, перекрыл шум огня. Он эхом полетел между черных елей, а мальчик все продолжал шептать:

– Я не убью папу, я не буду этого делать. Я не ты. Не ты.

И кристаллы стали меньше, а капли кислоты перестали сверкать. Из жуткой раны текла кровь. Мужчина попытался прикоснуться к своему лицу и снова дико закричал. На его трясущихся руках повисли волокна распавшейся плоти. Из огня выстрелил сноп искр. Дом загрохотал, его крыша проваливалась. Огненный вихрь взвился вверх и снова начал превращаться в небо.

Корби почувствовал, что лежит на асфальте. Его голова была на коленях у Ары, и тот очень мягко гладил его по волосам. Рядом стоял встревоженный Ник. А в двух метрах от них, тихо и горько плача, сидел Токомин. На него издалека смотрела Маргарита. Маленькая Алеся в темных очках Однокрылого Ангела сидела у Ани на руках. Комар тщетно пытался убедить охранника клуба, что здесь ничего не происходит и все присутствующие вот-вот разойдутся по своим делам.

– Что случилось? – спросил Корби.

– Очнулся! – громко, обрадовано сказал Ара. Все к нему повернулись.

– Что я сделал? – снова спросил Корби.

Ара кивнул на отца Андрея.

– Кажется, ты несколько изменил его жизненные приоритеты.

Глава 28

КОРБИ НАСТОЯЩИЙ

Корби чувствовал ужасную слабость. Ему удалось сесть. Небо было уже не таким ярким, как тогда, когда они заходили в клуб. День клонился к вечеру и все никак не кончался. Он уже казался Корби самым длинным из всех в его жизни.

– Ты в порядке? – спросил Ник.

– Никто здесь не в порядке, – тихо ответил Корби. Его начинало мутить при мысли о том, как Токомин получил свое увечье, но не думать об этом он не мог. Кем или чем был Андрей? Кошмарная белая слизь. Галлюцинации. Призраки. Безумные депрессивные рисунки. Богатая несчастливая семья. Двойная жизнь. И, наконец, смерть в семнадцать лет от организованной группы убийц.

– Корби проснулся, – затараторила Алеся. – Братик говорил, что ты будешь делать чудеса. Ты потрогал папочку, и папочка успокоился.

Корби дико оглянулся на девочку. Он не мог отделаться от чувства, что у Ани на руках сидит маленькая копия Андрея. Ее слова рефреном повторились у него в голове. «Братик говорил, что ты будешь делать чудеса». Братик говорил. Андрей говорил о нем.

Лепет Алеси произвел сильное впечатление не только на него: обернулись Ара и Ник, вздрогнула подошедшая ближе Маргарита. Она больше не плакала, но со вчерашнего дня ее лицо сильно осунулось, а глаза запали.

– Эй ты, великий гитарист, – перебил Алесю охранник, – кто тебя так?

– Никто, – сказал Однокрылый Ангел.

– Нет, не никто. Он приходит из долин, – возразила Алеся.

– Кто приходит из долин? – спросила Аня.

– Я тоже спрашивала братика, но он сказал, что из долин приходит тот, кто приходит из долин.

Охранник удивленно посмотрел на нее, потом отмахнулся.

– Я хочу знать, здесь была драка?

– Нет, – сказал Корби, – я просто упал. Что-то вроде припадка.

– Он потерял сознание, – подтвердил Ара.

– Вот и я говорю, – жизнерадостно заявил Комар. – С ним это с пяти лет. Ходит туда-сюда, и вдруг – раз: упадет.

– Я сказала Андрюше, что это нечестно, потому что он сказал то же самое, что и сначала. А он перестал со мной разговаривать и просто ушел.

– Она никогда не встречалась с моим сыном! – внезапно выкрикнула Маргарита. – Она не могла с ним встречаться! – Она повернулась к Токомину. – А ну, признавайся. Ты его привозил к себе. Без меня. Без моего ведома.

– Он сам приходил. Несколько раз.

– Не может быть! Он ненавидел тебя!

Сквозь небольшую толпу, собравшуюся у входа в «Сакрифайс», прошла группа посетителей. Они нервно оглянулись на плачущего мужчину с покалеченным лицом, шарахнулись от кричащей женщины. Для охранника это стало последней каплей.

– Все, хватит! Валите ссориться в другое место. – Он схватил отца Андрея за грудки и рывком поставил на ноги. Тот устоял, хотя и выглядел странным, перекосившимся.

– Да ничего же не происходит, – запротестовал Комар.

– Ты! Либо в клуб, либо вон с этого двора! Ты, истеричка, – он ткнул пальцем в Маргариту, – будешь сцены устраивать у себя на кухне!

Корби понял, что следующий наезд будет на него, и поднялся на ноги. Ара ему помог.

– Иди, иди, – толкнул Токомина охранник. – Это публичное место. Давайте! Все! Вон отсюда!

– Нет, ты ответишь, – мать Андрея цепко схватила бывшего мужа за плечо. – Ты воровал моего мальчика? Ты сводил его с ума?

– Я сейчас вызову полицию, – предупредил охранник.

– Вы двое стоите друг друга, – вдруг сказал Ник. – Всю жизнь делили своего несчастного сына. А у него, видно, были другие проблемы, побольше ваших.

– А ты кто такой? – вскинулась на него Маргарита. – Один из так называемых друзей? Смотрел, как его убивают, и пальцем не пошевелил?

У Ника задрожали губы. Ара испуганно схватил Корби за руку. Корби и сам почувствовал, что если никто сейчас ничего не скажет, то что-то случится: либо мать Андрея бросится на своего бывшего мужа, либо Ник на нее, либо они все друг на друга.

– Андрей хотел, чтобы мы все здесь встретились. – Он говорил негромко, но все взгляды устремились на него. Это было как тогда, в отделении полиции, только тогда их глаза пожирали и уничтожали его, а теперь он, пусть и с трудом, мог держать удар. – Андрей нас любил, всех. Он хотел бы, чтобы его друзья, сестра, отец и мать перестали грызться как собаки.

– Будем дружить и пить чай? – спросила Алеся.

Маргарита зажала рот рукой, у нее по щекам потекли слезы. Корби встретился взглядом с Ником. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. «Если мы хотим знать больше, – пронеслось в голове у Корби, – это наш единственный шанс».

– Все плачут. Братик умер. – У Алеси на глаза тоже навернулись слезы. Маргарита отвернулась и быстро пошла обратно, вокруг щитов с афишами, к ограде своего дома. Ник схватил ее за рукав.

– Подождите, – попросил он, – постойте.

– Прочь от меня!

– Пожалуйста. Простите, если я не то сказал.

– Вы же сами хотите знать больше, – присоединился к нему Корби. – Пустите нас и отца Андрея к себе домой. Давайте поговорим.

– Братик говорил, что Корби должен посмотреть его комнату, – вдруг сообщила Алеся. – Мама Рита должна его пустить.

Корби почувствовал, как на лбу у него выступает холодный пот. Ему показалось, что он снова слышит последний крик Андрея, его обрывающиеся слова: «Корби, ты должен…».

Маргарита оттолкнула Ника и нелепо, полубегом, бросилась к своей калитке. «Все, – подумал Корби, – мы уже никогда ее не увидим и ничего от нее не узнаем». Он ощутил не только разочарование, но и радость. «Я не хочу туда, не хочу знать, что мне оставил Андрей. Что еще он мог оставить».

– Рита, – вдруг позвал Токомин. Мать Андрея почти инстинктивно обернулась на его голос. – Хочешь знать? Я скажу. Это он захотел, чтобы у него была сестра. Вся моя новая семья существует потому, что он так сказал. Он сказал, что его не станет и что мне нужен новый ребенок.

Женщина остановилась. На секунду ее лицо утратило вообще всякое выражение. Она широко открытыми глазами смотрела на бывшего мужа и смешавшуюся вокруг него толпу подростков.

– Мы все расскажем, – неожиданно обещал Ара. – Мы расскажем, как он упал с крыши. – Он положил руку на плечо мужчине с покалеченным лицом. – Давайте все друг другу расскажем. Все, что мы знаем.

Мать Андрея набрала код, и замок разблокировался. Она прошла во двор. Ник поймал у нее за спиной еще не успевшую закрыться калитку. Женщина обернулась, долгим взглядом посмотрела на него.

– Можно? – спросил Корби.

– Проходите, – как-то отрешенно согласилась Маргарита. Корби оглянулся и увидел, что за ним и его бандой следуют все: Комар, Аня с Алесей, Алекс, а в конце процессии отец Андрея. Охранник стоял между щитов с афишами и наблюдал, как они уходят. Когда они проходили через автостоянку, Корби сбивчивым шепотом пересказал друзьям свое последнее видение. Ника его слова заставили побледнеть. Ара остался более спокойным. Корби подумал, что он просто не способен поверить в услышанное.

Вестибюль дома был роскошным: равнодушный консьерж, мрамор, лестница с параллельными маршами, сверкающие хромом двери лифтов. Маргарита поднялась на второй этаж. Дверь квартиры была не закрыта, она просто толкнула ее и прошла внутрь. Корби первым решился последовать за ней. Это была квартира американского типа: широкая прихожая с огромным гардеробом, спрятанным за раздвижными панелями, плавно переходила в огромную гостиную. Часть просторного помещения занимала кухня, отделенная высокой стойкой. Белые стены. Половина мебели из стекла и нержавеющей стали. Синие диваны напротив домашнего кинотеатра. Ни пылинки. Нет грязной посуды, разбросанных вещей, книг, газет, тапочек. Пульт от телевизора лежит ровно в центре журнального столика. У Корби сложилось впечатление, что в этой квартире не живут. Маргарита опустилась в одно из кресел рядом с диваном, скрестила руки на груди и замерла. Ее спокойствие выглядело еще менее приятно, чем истерика: изможденная женщина посреди стерильной чистоты своего безжизненного дома, она казалась фигурой из бледного воска, выставленной в музее абстрактного искусства. Подростки остановились на черно-белом шахматном ковре в центре комнаты. Все молчали. Даже Алеся, которая до этого легко и много говорила, теперь безмолвно и серьезно рассматривала незнакомую обстановку. Отец Андрея зашел в квартиру последним.

– Не похоже на наш прежний дом, – обронил он.

– Я вчера убиралась. Везде, кроме его комнаты.

Корби представил, как она мыла все эти стеклянные поверхности, чистила ковры и выкидывала разные маленькие необходимые вещи. «Родители Андрея безумны, – подумал он, – не чуть-чуть, как мы с Ником, а совершенно, абсолютно безумны. Безумны навсегда».

– А где комната братика? – спросила Алеся.

– Та дверь, – чуть приподняв руку от подлокотника, показала Маргарита.

– Пойдем? – спросила Алеся. Никто не двигался с места. Все смотрели на Корби. Ему стало страшно. «Сейчас мои ноги подкосятся, – подумал он, – и я упаду. Пожалуйста. Пусть так и будет. Пусть я никогда не открою эту дверь. Андрей, зачем ты все это сделал со мной и с нами со всеми? И как ты это сделал?»

Он медленно подошел к двери. Ему пришло в голову, что у всего происходящего должен быть предел. Сейчас он коснется пальцами хромированной ручки – и просто проснется. Он окажется в своей комнате, в кровати, одетый, и снова будет утро вчерашнего дня и наркотический бред, а потом – проглоченные бритвенные лезвия, ужасная боль, горловое кровотечение и смерть. Все закончится.

Он надавил на холодный металл дверной ручки. Замок тихо щелкнул, и дверь открылась.

Корби ждал чего-то загадочного или страшного. Он ждал, что эта комната будет такой же холодной и неживой, как и вся квартира. Но он ошибся. Комната была очень светлой, но белизна стен выглядела теплее. Ворох белья на неубранной постели. Тумбочка у изголовья со сбитым на бок будильником. На ковре – мягкие тапочки. Над кроватью – конструкция из тонких металлических трубочек; легкий сквозняк заставлял их тихо звенеть. Матово блестящий пластик письменного стола. Стеллажи вдоль стен, часть занята книгами, на остальных – скатанные в рулоны листы бумаги. У окна – накрытый тряпкой мольберт. Окно открыто, после дождя на подоконнике собралась лужа. В ней, истекая красками, мокнет палитра. У Корби перехватило дыхание. Казалось, Андрей только что ушел отсюда, или не уходил вовсе, что он сейчас явится – из чистого воздуха, из солнечных лучей, из мягкого перезвона колокольчиков.

– Он что, рисовал? – еле слышно спросил Токомин.

Маргарита странно рассмеялась из своего кресла.

– Ты не знал? Он не рассказывал тебе?

Токомин промолчал. Комар оглянулся на него.

– Вашему сыну принадлежат все граффити на стенах клуба, который во дворе.

Корби пересек комнату и дрожащей рукой стянул тряпку с мольберта. Ткань беззвучно соскользнула на паркет. Под ней был смеющийся мальчишка. Одной рукой он приглаживал непокорные волосы, в другой держал банку с пивом. Его черная шевелюра обрывалась в белую пустоту листа.

В комнату вошли другие.

– Это же ты, – сказала у Корби за спиной Аня. – Как красиво.

Корби стало нехорошо. Он слышал, как кровь стучит у него в ушах. Он мог поклясться, что Андрей нарисовал это позавчера, в день своей смерти, нарисовал это смеющееся солнечное лицо после их позорного утреннего разговора. Корби зажмурился, но все равно чувствовал в глазах горячую резь подступающих слез. «Почему он не показал это мне? – подумал он. – Если бы я увидел это раньше, я бы все сделал по-другому. Зачем он пытался говорить свои неловкие сбивчивые слова, когда у него было это?»

Он почувствовал, как кто-то теребит его за руку, и открыл глаза. Это оказалась Алеся. Она больше не сидела у Ани на руках, а стояла перед Корби и снизу вверх смотрела на него.

– Не плачь. Братик не хотел, чтобы ты плакал.

По лицу Корби прошла нервная судорога.

– Это тот, кто приходит из долин, хочет, чтобы ты плакал. Он всех делает другими. – Она подцепила у себя на шее незаметную цепочку и вытянула из-за ворота ключ. – Вот, смотри. Братик мне это дал. Он говорил, что ты найдешь, что этим открыть.

Корби машинально подставил руку, и Алеся вложила ключ ему в ладонь. Он был простой, матово-серебристый, и казался ужасно холодным и тяжелым.

Корби услышал, как скрипнула кровать, и оглянулся. Там сидел Андрей. Он был в домашних шортах, на обнаженной груди висел такой же ключ, как тот, который Корби сжимал в руке. Тело мальчика было полупрозрачным, его лицо мерцало в лучах заходящего солнца. Призрак чему-то улыбнулся, соскользнул с кровати и опустился на одно колено. Пошарив рукой под кроватью, он вытянул оттуда тяжелый черный чемодан.

Корби почувствовал, как его несильно ударили по щеке. Он помотал головой и очнулся.

– Ты опять… – испуганно начал Ара.

Корби разжал кулак и увидел, что у него на ладони по-прежнему лежит ключ. Металл уже не казался таким холодным.

– Ник, – попросил он, – загляни под кровать Андрея. Там должен быть старый черный чемодан.

– Откуда ты знаешь? – спросил Комар.

– Мне так кажется. – Корби подумал, что хочет, чтобы это была ошибка, шутка, галлюцинация, чтобы Андрей ничего им не оставлял. Но он знал, что чемодан там.

Ник мгновение смотрел на него, потом, как Андрей, встал на одно колено и пошарил в полутьме под кроватью. Что-то глухо звякнуло, потом зашуршало. Ник вытащил чемодан на свет. На черной коже стояли вылинявшие от времени штемпели английской таможни.

– Что там? – поинтересовался Ара.

– Не знаю, – дрогнувшим голосом ответил Корби, садясь на край кровати Андрея. Он перевернул чемодан и увидел замочную скважину для маленького ключа.

– Я помню этот чемодан, – вдруг сказал Токомин. – Я его купил пятнадцать лет назад, и потом Рита с ним уехала из страны.

Корби взглянул на отца Андрея, потом вставил ключ в замочную скважину, повернул. Раздался тихий щелчок, половинки чемодана распались, и на пол россыпью вылетел ворох рисунков.

– Везде я, – прошептал Корби.

Вот он сидит за партой в классе. Вот стоит на лестнице клуба. Вот лежит в сугробе, во дворе школы. Веселый и грустный, стриженный покороче или отпустивший длинные волосы. Здесь не было плохих рисунков – все либо хорошие, либо гениальные. Комар и Ара принялись собирать их с пола.

Под первым слоем лежал второй. Корби увидел, что часть рисунков сделана по-другому. Они были старые, карандашные, нарисованные не на А4, а на клетчатых тетрадных листках. Он поднял одну из график и увидел мальчишку в расстегнутой куртке, идущего по асфальтированный дорожке. Это был он, но не сейчас, а пять или шесть лет назад. Это была дорожка, идущая мимо забора колледжа, по которой он тогда ходил в школу. Корби схватил другие листы. Он увидел себя рядом с машиной отца. Он увидел, как мама у подъезда ерошит волосы на его голове.

– Комар, – слабым, непослушным голосом позвал Корби. Комар с ворохом А4 подошел к нему. Корби протянул ему первый попавшийся из тетрадных листков.

– Ты с Пашей, – сказал Комар. Ник тоже подошел к постели Андрея, поднял один из листков. Мгновение он молчал, потом показал Корби рисунок.

– Кто это с тобой?

Корби помнил тот день, тот момент. Это было за полтора месяца до катастрофы, в последнюю теплую неделю бабьего лета. На рисунке они с отцом играли в бадминтон на траве в двух десятках метров от забора колледжа.

– Это его отец, – ответил за Корби Комар. Ник изменился в лице.

– Верно. Корби здесь совсем мальчик.

– Ничего не понимаю, – прошептал Корби.

– Все-таки ты знал его. Только это может объяснять старые рисунки.

– Андрей наш одноклассник. Как он мог знать меня раньше? Ничего не понимаю, – повторил Корби. Ник несколько секунд всматривался в его лицо, потом смягчился.

– Может, ты забыл?

– Может быть.

Комар по одному вынимал листки из чемодана, рассматривал и собирал в стопку.

– А я понимаю. Ты не знал этого парня. Зато этот парень знал тебя. – Он сел на кровать рядом Корби и развернул раскрашенные карандашом тетрадные листки. – Точка зрения. Присмотрись к точке зрения.

– Чьей? – не понял Ник.

– Художника. Взгляд всегда сверху. Крупных планов почти нет. – Комар сунул половину листков в руки Корби, другую половину – Нику. Корби начал перебирать рисунки.

– Он смотрел из окон, – догадался он. – Из окон той частной школы.

– Верно. Эврика. Тогда он еще не так хорошо рисовал, и то, что он рисовал, больше зависело от параметров изначальной сцены.

– О какой школе речь? – спросил Ара.

– О колледже, который был прямо рядом с моим домом. Мы мимо него ходили в школу. – Корби посмотрел на Токомина. Тот стоял в центре комнаты и странным, завороженным взглядом скользил по вещам своего сына. – Где Андрей учился четыре года назад?

– Когда они вернулись из Англии, я оплатил ему частную школу. Только Рита почему-то забрала его оттуда.

– Где была эта школа?

Токомин назвал улицу. Корби и Комар переглянулись.

– Это она.

Корби зяглянул в чемодан и ощутил, как кровь отливает от лица. Под карандашными рисунками лежала книга. Она была самодельной, с клееным вручную матерчатым переплетом, с обложкой из толстого картона, на которой был изображен город. Он был похож и на город за нарисованными окнами клуба, и на вид ночной Москвы. Корби охватило неясное предчувствие. Отчего-то он вспомнил ту непогожую ночь, когда стоял на краю дороги в оранжевом свете уличных фонарей и смотрел на то, что осталось от машины его родителей. Осторожно, как сапер мину, он поднял книгу со дна чемодана. Она оказалась удивительно легкой, между твердыми страницами оставались большие интервалы. Прежде чем решиться открыть ее, Корби заглянул сбоку, но увидел только слои клееной бумаги. Ара положил руку ему на плечо. Рука друга была теплой и легкой. «Спасибо, – подумал Корби. – Да, я боюсь. Но у меня нет выбора. Я уже здесь. К этому все шло». Он медленно перевернул первую страницу.

Это была книга с раскладными картинками. Над разворотом поднялась панорама из объемных аппликаций. Чем шире раскрывался переплет, тем выше вставали фонарные столбы, фигурки людей и ступени крыльца, с которых они сбегали.

Над страницами была ночь. Уличные фонари разбрызгивали блики оранжевого света. Впереди бежал мальчишка без куртки. Его лицо было искажено страхом, ветер трепал светлые волосы. Андрей. За ним гнались пять подростков: четыре парня и девушка. В их руках сверкали ножи, они скалились и щурились, как хищники, вышедшие на охоту. Маленькая стая. Старшему было около восемнадцати лет, младшему – не больше, чем Андрею.

– Он что, нарисовал свою смерть? – спросил Ара.

– Нет, – прошептал Корби. – Это было раньше. Я знаю это крыльцо. – Он дотронулся пальцами до объемных темно-серых ступеней. Его рука задрожала. Он знал, но никак не решался сказать. За него это сделал Комар.

– Это опять та частная школа. Ее центральный выход.

– Но нарисованы те же, кто его убил, – заметил Ник. – Я узнаю девушку и вот этого, который бежит третьим. Синие глаза, и так же скалится.

Корби непослушной рукой перевернул страницу. Над следующим разворотом поднялась мастерски вырезанная ограда колледжа. Андрей балансировал над остроконечными прутьями решетки, а мимо его виска пролетал брошенный одним из преследователей камень.

«Он бежит к дороге, – подумал Корби, – они гонят его в темноту, прочь от людей, которые могли бы помочь». Он вспомнил, как стоял там в точно такую же ночь и видел рядом с тормозным следом машины родителей сбитое и перекореженное тело подростка. «Как знакомо, – промелькнуло у него в голове, – как будто…» Его мысли остановились, рука машинально перевернула страницу, и вот уже Андрей выскакивает на дорогу, преследователи за ним, они почти касаются его, бегут по газону у него за спиной. Вперед вырвался подросток лишь немногим старше Андрея. Его лицо показалось Корби смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где мог его видеть, только почему-то был уверен, что этого парня не было среди тех, с кем они столкнулись в школе.

– Мне кажется… – пробормотал отец Андрея. Теперь он тоже склонялся над книжкой. Вокруг Корби сгрудились все, кто был в комнате. Комар и Ник сели на кровать по обе стороны от него.

Корби перелистнул еще одну страницу.

Прежде, чем разворот полностью раскрылся, ему показалось, что он умирает. Его сердце больше не билось, он больше не дышал. Руки ослабли, он выпустил книгу, и она упала на пол.

Корби сидел без движения. Он вспомнил, когда видел того подростка. Он вспомнил это, как только увидел, как над следующим разворотом поднимается изображение темно-синей легковушки. Этот подросток был там, в ту ночь, на дороге. Это его сбил отец Корби.

– Осторожнее, – сказал Ник. Он поднял книгу с пола и снова развернул ее. Андрей пробегал перед тормозящей машиной, а первый из преследователей, отброшенный ударом бампера, падал на обочину. Его ноги были неестественно вывернуты, от коленей разлетались брызги крови.

– Кажется, я знаю вот этого, – договорил отец Андрея. – Это сотрудник полиции, который все время досаждал нашему следователю. – Он коснулся пальцем фигурки самого старшего из преследователей.

– Что? – спросил Ара. – Лейтенант Белкин?

Ник развернул последнюю страницу. Андрея на ней не было. На одной стороне разворота дымилась разбитая машина с капотом, забрызганным кровью. На другой – подросток, указанный отцом Андрея, склонялся над сбитым товарищем и щупал его пульс.

– Лицо действительно похоже, – признал Ник.

– Это же машина родителей Корби, – перебил его Комар.

– Покажи, – наклонилась ближе Аня.

Корби закрыл глаза. Он почти не слышал их слов. «Андрей мог умереть на четыре года раньше, – подумал он, – но вместо него умерли мои отец и мать». Он вспомнил, как утром, три дня назад, когда они спускались вниз по лестничной клетке от квартиры «Зеленых Созданий», Андрей начал что-то говорить про судьбу, а он его перебил. «Все было бы по-другому, если бы я дал себе труд его дослушать», – подумал он.

– Здесь что-то еще, – сказала Алеся, – кроме картинок.

Она наклонилась и сняла последние листки со дна чемодана. Под ними, сверкая золотом и серебром, лежал DVD –диск.

 
 

Часть 5. Огонь в небе     ➥